У Томина от гнева сжались кулаки.
— Враг у ворот, бойцы в окопах, а вы, паразиты, в карты дуетесь!
— Но-но! Потише на поворотах, оглобли сломаешь! — метнув на Томина угрожающий взгляд, пробасил мужчина с татуировкой. — Что за птица прилетела к нам беспорядок вводить?
— Я командующий войсками. А ты?
— Я был в Италии, был и далее, был в Париже, был и ближе, а теперь из Питера прямым путем прикатил в Троицк. Короче — революционный моряк, комиссар отряда Забегиназад, прошел огни и воды, и медные трубы.
— Видать сову по полету, — презрительно проговорил Томин. — Ты не революционный моряк, а предатель!
Забегиназад побагровел, вскочил, схватился за кобуру. Повскакивали с мест, забряцали оружием и другие игроки. Подступая вплотную к Томину, неказистый мужичок с заячьей губой, прогнусавил:
— А ну, повтои, шо сгавкал? Повтои!
— Вы, гады, предаете революцию. И если сейчас же не прекратите безобразничать, будем судить вас революционным трибуналом. Ты, моряк, немедленно подними своих бродяг, и на передовую…
— Ха-ха-ха! Уморил! Мы революцию делаем, а он нас будет судить! — бухнувшись в кресло, захохотал Забегиназад.
— Мне некогда с вами тут болтать. Приказ отдан, попробуйте не выполнить! — с угрозой отрубил командующий, повернулся и быстро вышел из казармы.
«Эту шатию надо немедленно брать в ежовые рукавицы, а то она натворит дел», — думал Томин, идя по улице. От встречи с анархистами у него на душе остался тяжелый осадок.
В штаб Томин вернулся поздно. Среди ожидавших он сразу заметил Русяева, высокого юношу, с открытым взглядом бархатных глаз. Широкий нос и пухлые губы придавали лицу выражение неподдельного добродушия. Форменная шинель учащегося технического училища, с блестящими металлическими пуговицами в два ряда, плотно облегала высокую фигуру. Фуражку юноша смущенно мнет в руках.
Виктор Русяев недавно окончил техническое училище и приехал в Троицк с поручением Златоустовского партийного комитета. Выбраться из города не удалось, пришлось встать на партийный учет и записаться боевиком в Коммунистическую дружину.
— Так вот, дорогой Виктор, как тебя по батюшке?
— Сергеевич.
— Так вот, дорогой Виктор Сергеевич, нам нужен начальник снабжения гарнизона. Мы тут посоветовались с товарищами из укома и решили на этот пост назначить тебя.
— Меня-я-я-я? — мягким баском протянул Русяев. — Не справлюсь я.
— Как это так не справишься? Нужно — значит, справишься. Продовольствия в городе много, только надо суметь взять его. Действуй решительнее. Завтра вечером жду первый доклад. — И более мягко, отечески закончил: — Не теряйся, в случае чего поможем.
Русяев вышел, и тут же в кабинет стали заходить все новые и новые люди, и все с неотложными важными делами.
Закончив прием, Николай Дмитриевич пошел на заседание исполкома и в дверях встретил бывшего однополчанина, члена солдатского комитета дивизии Федора Гладкова. Тот был бледен, пошатывался.
— Федор Степанович! Что с тобой? — подхватывая товарища под руки, воскликнул Томин. — Садись.
— Ни-ни! Сиделка у меня в кровь исхлестана… Шомполами, — пытаясь пошутить, ответил Гладков.
— Значит, дутовцы агитнули?
— Известно, «друзья народа».
Николай Дмитриевич положил на стол кусок сала и горбушку хлеба, налил воды в жестяную кружку и поставил перед Гладковым.
— Ты тут подзакуси да передохни, а я на исполком. Потом поговорим.
— Не-е, сейчас перекушу и за тобой пошкандыбаю.
Заседания исполкома в те дни проводились почти ежедневно и затягивались до утра. На этот раз первым слушали доклад члена исполкома Томина о состоянии гарнизона, о мерах по укреплению обороны города.
Томин начал свое выступление с оговорки, что оратор он плохой.
— Не оговаривайся, поймем, — перебил его Ефим Миронович Каретов, — не раз тебя слушали.
Рядом с Каретовым сидит Дорофей Глебович Тарасов добродушный, мягкий и застенчивый богатырь.
— Говори, Николай Дмитриевич, здесь своя братва, — подбодрил Тарасов.
Томин нарисовал неприглядную картину. В отрядах царит разболтанность, боевая подготовка не организована. Снабжение проводится по принципу: кто смел, тот два съел, а кто прозевал, тот воду хлебал. Анархисты бражничают и безобразничают, от несения караула отлынивают, зато жрут за пятерых, а кто мерзнет в окопах, перебивается с хлеба на воду. Кто-то не дюже умный ввел ежемесячную выдачу обмундирования. Он, Томин, издал приказ о проведении боевой учебы, об усилении питания боевикам, находящимся на передовой, лишил продовольствия дезорганизаторов, отменил ежемесячную выдачу обмундирования, запретил выдавать водку, а самогонщиков потребовал отдавать под трибунал.