У Томина больно защемило сердце.
«Саша мой был бы вот такой же», — подумал он, пристально вглядываясь в старшего, вспоминая умершего сына.
Песня стихла, и ребята пустились в пляс.
Томин наклонился к Соломону Абрамовичу и что-то проговорил. Тот согласно кивнул головой, вышел во вторую половину вагона, где размещался штаб.
— Хорошо, ребятки, вы пели и плясали, а сейчас пойдем Новый год встречать, — встав, растроганно проговорил Николай Дмитриевич. Он взял на руки самого маленького и повел ребят в соседнее купе.
Когда Томин ввел ребятишек в комнату, освещенную свечами в настенных фонарях, длинный стол был уже накрыт.
Вокруг стола хлопотали Аверьян Гибин и Антип Баранов, они расставляли разнокалиберную посуду: алюминиевую, жестяную, глиняную, раскладывали вилки и ложки.
— Ну, ребятки, давайте за стол, посмотрим, что там под салфетками, — предложил Николай Дмитриевич и с Соломоном Диктовичем начал усаживать ребят.
В штаб вошел Виктор Русяев. Теплым взглядом он охватил всех сразу и радостно протянул:
— О, да у вас гостей со всех волостей, как я погляжу! Давайте знакомиться!
Виктор подошел к старшему и протянул ему руку.
Мальчик, опустив голову, молчал, ему на выручку пришел Диктович, проговорив что-то на ухо.
— Василка! — наконец ответил старший.
Ребятишки поняли, что от них требовали, и не успел Русяев подойти ко второму мальчику, как остальные почти хором проговорили свои имена.
— Погодите, погодите, не понял. Как тебя звать? — Виктор подошел к девочке.
Та, теребя кончик платка, наклонив голову, смущенно проговорила: — Даша!
— А тебя? — Виктор обратился к самому маленькому.
— Котя.
Раздался смех, и Василка громко выкрикнул:
— Врет он, дяденька, и вовсе он не Котя, а Костя.
— Так звала меня мама, — обиженно проговорил мальчик.
— Молодец, Котя, — и Русяев высоко поднял малыша.
— Теперь все в сборе, можно и начинать, — объявил Томин.
— По-моему, не все, — возразил Русяев, — я не вижу Николая Алексеевича.
— Власов откомандирован за Дедом Морозом, какой же без него Новый год, — ответил Диктович.
Под газетными салфетками в чашках и тарелках оказались ломтики хлеба, кусочки конины, картошка. У ребятишек разгорелись глаза, с жадностью они смотрели на еду.
Взрослые примостились рядом с детьми, а Николай Дмитриевич посадил Костю к себе на колени. Дашенька оказалась на руках у Соломона Абрамовича.
Дети поглядывали то на военных дядей, то друг на друга, то на вкусную еду, но прикоснуться к ней не решались.
— А ну, ребятишки, давайте есть будем, — проговорил Томин, — это вам новогодний подарок от народоармейцев.
Вася первым взял кусочек хлеба и несмело откусил. Его примеру последовал второй, и словно галчата, дети набросились на еду.
Ординарцы принесли чай.
— Когда у меня была мама, я тоже пил чай, только из самовара, — осмелев, заговорил Вася.
— Чай из самовара вкуснее, чем из чайника, — поддержал серьезно Томин.
Ребятишки быстро освоились, и в комнате воцарились веселье, смех, шутки.
В дверь громко постучали, и вслед за этим в комнату ввалился Дед Мороз. Шуба, вывороченная вверх шерстью, мохнатая шапка, валенки — все в снегу. За плечами большой мешок, в руках толстый посох с множеством сучков.
— Уф, уф! — тяжело дышит Дед Мороз, весело поглядывая из-под мохнатой шапки на ребят. Те в испуге прижались к взрослым. А Дед Мороз, стуча посохом, заговорил:
— Прошел много стран, сильно пристал, помогите снять, а то могу все себе взять.
Аверьян и Антип подбежали к Деду Морозу и помогли ему опустить мешок на пол.
Дед Мороз, не спеша, начал выкладывать на стол яблоки. Всем показалось, что в вагоне стало светлее.
Пирамида из красных яблок росла на столе.
— Откуда такое? — не удержался Диктович.
Николай Дмитриевич пояснил: — Есть в городе Козлове один дед-кудесник, Иван Владимирович Мичурин. Он мой хороший друг и послал с Дедом Морозом вам этот гостинец. Так, Дед Мороз?
— Истинно так, истинно, хороший человек, — забалагурил Дед Мороз. — Далеко шел, ребятки, вот и припоздал.
Как что-то хрупкое, бережно брали ребята впервые в жизни диковинные яблоки. Они разглядывали их, нюхали, прикладывали к губам, но надкусить не решались.
— Да кусайте вы их, ешьте, — весело проговорил Диктович.