Ребятишки сначала с опаской надкусывали, а потом аппетитно захрустели яблоками.
После ужина все пели веселые и смешные песни.
В вагон вошел работник штаба в сопровождении двух гражданских: женщины и мужчины.
— Ну вот, ребята, вам пора спать. Сейчас вы поедете в детский дом. Вы знаете, что такое детский дом? — спросил Томин.
— Знаем! Нет! — разноголосо ответили дети.
— В детском доме вас оденут, будут кормить, у вас будут игрушки, а когда чуточку подрастете — в школу пойдете. А вот Вася завтра же начнет учиться, — объяснил Николай Дмитриевич.
— На командира? — хором протянули ребята.
— Ну, если желаете, то и на командира можно, — с улыбкой ответил Томин, погладив головенку самого маленького.
Ребят увезли. В комнате наступила тишина. Каждый был погружен в свои думы.
…Тяжело пыхтя и буксуя на рельсах, старый паровозишко наконец-то тронул с места, полк отправился в дальний путь.
Купе Томина увешано топографическими картами. Николай Дмитриевич, нахмурив лоб, внимательно изучает местность будущего театра военных действий.
В соседнем купе находятся ординарцы.
…Аверьян Гибин чистит пистолет. Смоляной чуб его развалился, прикрыл глаза. Прикусив нижнюю губу, Аверьян усердно протирает мягкой тряпочкой каждую часть. Рядом с ним сидит Антип Баранов. Он еще не успел отрастить «ординарского чуба», подстрижен под машинку. Погладив никелированный ствол, Антип жадными глазами осматривает пистолет со всех сторон.
— Аверя, где ты такое чудо добыл? — наконец, не выдержав, спросил он.
— Николай Дмитриевич наградил, — ответил Аверьян.
— За что?
— А тебя часами за что?
— Меня-то? За танк.
— А меня-то за знамя.
Аверьян собрал пистолет. Антип повертел его в руке и так и этак, прицелился.
— Жалко, небось, ему было расставаться с этаким чудом?
— Николай Дмитричу? Жалко? — вспылил Аверьян, и одним взмахом руки закинул чуб назад. — Ты еще не знаешь своего командира, да он не то что пистолет, жизни не пожалеет за подчиненного.
И уже более спокойно продолжал:
— Ты, Антип, без году неделя в ординарцах у Николая Дмитрича, а я всю гражданскую. Так вот знай, что это за человек. Да Николай Дмитриевич умирать с голоду будет, а свой паек не пожалеет для бойца. Вот какой наш командир!
В другом купе лежит Виктор Русяев, с наслаждением ест мичуринское яблоко. Он приболел.
Рядом сидит Николай Власов и рассказывает о делах минувших.
Виктор Сергеевич в свою очередь делится впечатлениями о сражении за Перекоп, где он работал помощником военкома пятьдесят первой дивизии Блюхера.
— Вы что не спите, шатия? — присаживаясь на край полки, спрашивает Томин.
— Вспоминаем, — ответил Виктор.
— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — в тон ему продолжил Власов.
— А я сейчас думал, и знаете о чем? Вот закончим поход, наступит мирная жизнь. Снимем мы свои доспехи. Виктор пойдет директором завода, я его помощником по хозяйству. Нет, отставить это! Виктор — директор стройки, я его помощник по снабжению. Заводище отгрохаем, что ни одному буржую и во сне такой не снился.
— Вот и пойми вас, — перебил Власов. — После встречи с Мичуриным Зауралье садами собирались разукрасить. А теперь…
— Говорил, Коля, говорил. От своих слов не откажусь. Эх, Витюша, с каким человеком мне посчастливилось встретиться… Кудесник, настоящий кудесник. И правда, пойду я по его дорожке, ну, а ты, закоренелый строитель, тебе и чертежи в руки.
— Строить города — моя мечта! А Коля куда?
— Военным останусь. Кому-то надо охранять ваши стройки и сады.
Вошли ординарцы. Беседа еще более оживилась.
Поезд замедлил ход и остановился.
Накинув на плечи шинель, Томин спрыгнул с подножки в темноту и тут столкнулся с военкомом.
— Комиссар! Как там настроение у бойцов?
— Настроение хорошее, да вот дорога…
— Дорога — мутище… То вспомогательный врезался в хвост, то снег, а теперь вот еще какая-то холера…
Паровоз стоит, словно умирающий гигант. Кочегар возится у потухающей топки, машинист закручивает «козью ножку».
— В чем дело?
— Не видишь? Дрова кончились, — пробурчал машинист.
— А если б мы до утра не пришли, вы бы так и стояли? — спросил военком.
— До утра нельзя, разморозить котел можно. Покурил и пошел бы вас будить.
Через несколько минут тишину тайги взбудоражил звон пил, стук топоров и громкие голоса.
Скинув шинель, утопая по пояс в глубоком снегу, Томин подошел к стройной ели, уходящей вершиной к звездам, провел ладонью по ее шершавому стволу. В другие времена пошла бы на корабельную мачту, а теперь в топке будешь пылать.