Остается лишь надеяться, что намеренно нестрогое изложение позволило «на ее собственном языке» выразить и проиллюстрировать главную мысль: о полфункциональности и внутренне сложном (нелинейном) «устройстве» коммуникативного поведения, а также о связанной с этим принципиальной пользе его внимательного рассмотрения «под лупой»; без спешки и предвзятых, однозначных выводов – как бы не зная заранее, что, зачем, почему и сколько здесь можно увидеть. Именно таким «рассмотрением в подробностях» и занимается микроструктурный тренинг общения, и в соответствующем разделе это будет показано на примерах.
Однако естественная для всякой науки потребность в упорядоченности и предсказуемости ведет совсем в другом направлении – и это так понятно! Наряду с функциональными подходами (уж там-то можно встретить настоящую классификацию функций несловесного поведения и если бы одну), а чаще прямо в их рамках широко распространился так называемый поканальный подход (channel approach). Уже само его название ясно указывает на связь с представлением об общении как об информационном процессе, а одно это как-то гарантирует порядок и жесткую структуру описания. Поскольку традиционное раскладывание «по полочкам» представляет самостоятельную и безусловную ценность, а также для установления равновесия с первым разделом, наш дальнейший рассказ построен в соответствии с поканальным подходом и содержит некоторые известные сведения, им добытые. При этом авторов не оставляет лукавая мысль, что видимость простоты и линейного порядка – это именно видимость и, если следует пошарить на «полочках», по которым (якобы) все разложено, там, скорее всего, снова обнаружится заколдованный кочан.
Часть II. Микроструктура как таковая
Впрочем, читатель, ты все равно перепутаешь, и не мне тебя учить.
В качестве первого тезиса, призванного снова усложнить дело, следует заметить следующее: в видимом и слышимом поведении человека каналом передачи сообщения может быть… все что угодно. Существуют, например, исследования коммуникативного смысла мелких и неосознанных прикосновений к собственным волосам и одежде, положения бровей при разговоре, угла наклона корпуса сидящего слушателя, смешков и покашливания во время беседы и т. д. Таких микросоставляющих, говорящих «про свое», может быть выделено очень много; у каждой части тела, каждого паралингвистического параметра речи есть что-то вроде своего собственного языка, не говоря уже об их сочетаниях и взаимоотношениях. Интересно, что при временном исключении каких-либо каналов информационная нагрузка на оставшиеся возрастает: при телефонном общении резко увеличивается чувствительность к голосовым характеристикам, в классической школе пантомимы применяется так называемая «рабочая маска мима», полностью закрывающая лицо тканью и тем самым заставляющая тело быть более выразительным. В практике микроструктурного тренинга общения нами также применяется временное исключение из взаимодействия тех или иных выразительных возможностей участников, о чем пойдет речь дальше.
Поскольку описывать большое число нечетко отграниченных каналов несловесной коммуникации неудобно, в обзорной и популярной литературе часто выделяют пять «больших» каналов: пространство и способы им распоряжаться, лицо (мимика), взгляд, голос (в широком смысле, то есть включая не только тембральные и звуковысотные характеристики, но и темпоритмические, и артикуляторные – все, кроме самих слов), наконец, тело и его движения. В соответствии с этой простой классификацией и построен данный раздел.
1. Ничье пространство
Хотя пространство общения не принадлежит никому, у каждого человека существует некая область, которую он ощущает как «свою» и носит с собой всегда. По форме это что-то вроде пузыря (bubble), размеры которого примерно соответствуют пространству, которое можно очертить вокруг себя ненапряженной, то есть не до конца распрямленной, рукой. Границы «пузыря», естественно, невидимы. И тем не менее, мы что-то чувствуем, когда некто вторгается в наше личное пространство, и должны были бы что-то чувствовать при пересечении чужих «границ».
Реальность «пузырей» хорошо бывает видна в лифте, где поднимается человека три. Физически никто друг другу не мешает, не задевает локтем или сумкой – все стоят на некотором расстоянии. И тем не менее, стоят слишком близко для посторонних людей – «пузыри» пересекаются. Отсюда и неловкость поз, и очень занятное поведение: кто-то внимательно рассматривает панель с кнопками (то-то интересный объект для наблюдений, и к тому же такой новый!), кто-то задолго до своего этажа начинает бренчать ключами в кармане, кто-то «глубоко задумался». Каждый сообщает своим поведение сразу две вещи: а) для него желателен минимальный контакт и б) он не намерен доставлять неудобства другим, увеличивая интенсивность и без того вынужденного общения. Стоит одному пассажиру выйти, как остальные почувствуют себя чуть лучше: перенесут вес на более «удобную» ногу, выдохнут, слегка отстраняются друг от друга, отпустят прижатые к бокам локти[5] – уровень психологического комфорта увеличится.
Езда в транспорте, даже и не переполненном, утомляет нас не только тряской и шумом, но и тем, что там чужие люди находятся в вынужденной близости. Кстати, грамотное проектирование любых общественных мест – ресторанов, библиотек, театров – обязательно учитывает «территориальные претензии» людей. И, безусловно, они должны учитываться при организации пространства делового общения.
Следует отметить, что у разных людей «пузыри» разные, да и у одного и того же человека ощущение величины и замкнутости собственного пространства меняется в зависимости от ситуации, самочувствия и реальных партнеров.
Спокойный, уверенный в себе человек меньше озабочен неприкосновенностью своих «границ» и, как правило, меньше отгораживается всякого рода прикрытиями – столами, пустыми стульями вокруг себя в большой аудитории, зонтом, портфелем и прочим «реквизитом». Люди склонные к некоторой экспансии, «расширению своих границ» или желающие что-то в этом роде продемонстрировать, часто сообщают об этом далеко вытянутыми ногами, рукой, положенной на спинку соседнего сиденья в кино или самолете, как бы случайными прикосновениями к окружающим вещам. Тот, кто переоценивает значительность и статус партнера по общению (или просто побаивается его), обычно приписывает ему большее личное пространство – об этом напоминает и старинное выражение «держаться на почтительном расстоянии».
E.T.Hall (и вслед за ним многие другие авторы) выделяет четыре типа расстояния для общения, каждый из которых подразумевает определенные отношения близости или дистанцирования. Интимное расстояние (от непосредственного физического контакта до 40–45 см) подразумевает общение тесное и близкое, хотя не обязательно позитивно окрашенное: это могут быть вовсе не объятия и не возня с ребенком, а своеобразная близость, скажем, дерущихся подростков. Для интимного расстояния характерно, что впечатления о партнере оказываются не только визуальными, а и тактильными, и кинестетическими и т. д.
Кажется, что вне близких отношений люди друг друга не касаются – и, однако, это не так. Даже в умеренно свободном вагоне метро мы прекрасно отличаем мягкое прикосновение (кончиками пальцев, обычно чуть выше локтя), означающее просьбу освободить проход, и отодвигание нас (с той же целью) просто как физической преграды; одни люди прекрасно лавируют даже в давке и как-то умудряются избегать бессмысленных физических контактов, а другие и в достаточном пространстве то ли сами путаются под ногами, то ли норовят налететь на других. Это все прикосновения, так сказать, не от хорошей жизни, возникающие из-за городской скученности: их главный психологический (коммуникативный) смысл состоит как раз в отрицании ненужного физического контакта (он есть, но он ничего не означает, он вынужденный, вы позволите пройти?).
5
Притиснутые к ребрам руки – достаточно стабильный признак дискомфорта, обычно символизирующий тенденцию «занимать как можно меньше места», «ни на что не претендовать». Став привычкой, эта особенность пантомимики дает и своеобразную, легко узнаваемую неловкость жестикуляции – жест начинается не от плеча, а от локтя, а то и от запястья.