Существует предположение, что Коперник знал Шиллинга еще по Кракову, более того, по материнской линии он состоял с ним в отдаленном родстве.
В доме Шиллинга Коперник встретил его дочь – молодую и красивую Анну, и вот вскоре, составляя одну из своих астрономических таблиц, в заглавии столбца, отведенного планете Венере, Коперник в знаке этой планеты обводит контуром из листьев плюща – фамильной маркой Шиллингов, помещавшейся на всех монетах и медалях, чеканившихся отцом Анны…
Будучи каноником, Николай Коперник должен был соблюдать целибат – обет безбрачия.
Но с годами он чувствовал себя все более одиноким, все явственнее ощущал потребность в близком и преданном существе, и вот встреча с Анной…
Что могло заставить ее, девушку из хорошо обеспеченной и известной в городе семьи, нарушить обязательные для женщин ее круга правила и взять на себя ведение хозяйства в доме пожилого каноника, поставив себя в весьма шаткое и двусмысленное положение? Пылкая любовь и глубокое уважение? К сожалению, мы не располагаем данными для достаточно убедительного ответа на этот вопрос.
Что касается самого Коперника, то его понять намного легче. Жизнь идет к концу, впереди – старческие недомогания и болезни, а он всего только простой каноник и не может себе позволить роскошь, как, скажем, епископ Лукаш Ваченроде, иметь личного врача, свиту приближенных и слуг. К тому же у Лукаша были племянники, о которых надо было заботиться, а у Коперника…
Шли годы. К присутствию Анны в доме Коперника, казалось, привыкли.
Но вот в 1538 г. вармийским епископом становится Дантиск.
Став князем церкви, он превращается в строгого блюстителя морали и зорко озирается вокруг в поисках ее нарушителей.
И тут кто-то из каноников, по-видимому некий Павел Плотовский, доносит Дантиску об Анне, которая, по его словам, не только затуманила рассудок доктора Николая, но и угрожает спокойствию и благонравию других собратьев. Дантиск в некотором затруднении.
С одной стороны, он все еще числит себя в друзьях известного уже далеко за пределами Вармии ученого и, видимо, понимает, в какое положение поставит Коперника, приняв решительные меры для удаления Анны из его дома.
Но он и не может пройти мимо доноса: когда Лютер и его приверженцы, выступая против многих канонов католицизма, решительно высказались и против целибата, они делали это не столько из гуманных побуждений, сколько пытаясь предупредить развращение нравов, неизбежное при сохранении этого противоестественного закона.
В таких условиях, защищаясь от тяжелых обвинений, католическая церковь была вынуждена, по крайней мере на время, принять меры, требовавшие уважения к ее догмам со стороны не только рядовых верующих, но и священнослужителей.
И Дантиск, репутация которого, мягко выражаясь, была несколько подмочена легкомысленным прошлым, не имел права пройти мимо такого явного нарушения правил; возможно, сыграла свою роль и затаенная обида на Коперника, о которой мы уже говорили.
Однако последовал донос только что выбранному епископу.
Во время болезни эпископ Дантиск вызывает к себе доктора Николая и в беседе с ним как бы невзначай замечает, что не пристало Копернику иметь при себе столь молодую и столь дальнюю родственницу – следует подыскать менее молодую и состоящую в более тесном родстве.
Можно представить, как тяжело это было услышать Копернику – Анна для него не просто экономка, и Дантиск не может этого не знать. Но на первый раз он решил промолчать: может быть, Дантиск забудет об этом разговоре?
Однако скоро следует второе, более настойчивое предупреждение, и потрясенный, подавленный Коперник 2 декабря 1538 г. пишет ответ Дантиску:
«Достопочтенный отец во Христе, господин и государь всемилостивейший, которому все, и я в том числе, должны подчиняться!
Я получил отеческое и даже более чем отеческое увещевание милости Вашей и принял его всей глубиной моего сердца. И хотя я никоим образом не забыл того более раннего увещевания, которое Ваша милость послала мне в том же роде, и хотел сделать то, чего оно от меня требовало, было, однако, нелегко сразу найти подходящую честную служанку, но я все же решил положить конец этому делу до праздника Пасхи.
Но, чтобы у Вашей милости не создалось впечатление, что я привожу предлоги для промедления, я решил сократить срок до одного месяца, т. е. до рождественских праздников; сделать срок короче было, как может убедиться Ваша милость, невозможно.