— А с чего начнем? — допытывался принц.
— Вы начнете работать, — сказал рыжебородый. — Будете строить хижины и школу для малышей. Заложим фундаменты под музей и больницу. И неподалеку распашем участок под хлеб.
— Однако порядком это займет времени, — вздохнул принц.
— Ага, — кивнул рыжебородый. — Чем раньше начнем, тем лучше.
С тем был роздан инструмент, и принц с придворными, мальчиками и девочками взялись копать канавы, строить дома и образовывать ядро.
Утром тюремщик проснулся, пробежал по камерам и был чрезвычайно удивлен, обнаружив исчезновение шестнадцати узников. Его унылая физиономия привела Папашу Дуралея в восторг, и тот залился громовым смехом. Но тюремщик обозлился:
— Ты зря смеешься, — сказал он. — Все пойдет, как и прежде.
Мне плевать, что твои дружки сбежали. Я пронумерую тебя лично от одного до семнадцати, и ты будешь обвинен в грабеже на большой дороге, в подделке и измене, в контрабанде и поджигательстве, во взяточничестве и браконьерстве, ростовщичестве и пиратстве, в участии в заговорах и подлогах и краже куриных яиц. А еще ты будешь обвинен в отравлении собственной бабушки. Кстати, сегодня я собирался выдать вам тюремные робы, вот ты ее сейчас и получишь.
— Тогда я требую семнадцать роб, — нагло заявил Папаша.
— Разумеется, ты их получишь, — ответил тюремщик.
— И семнадцать пайков в день, — расхрабрился Папаша.
— По рукам, — согласился тюремщик.
— Вот это жизнь! — воскликнул Папаша Дуралей. — Знай себе, целый день набивай живот и щеголяй в свежем платье!
Семнадцать роб самого большого размера немедленно доставили в камеру Папаши. Он облачился в одну, а остальные развесил по стенам. Робы были ярко-желтые в зеленую полоску с большим красным пятном на спине.
Тюремщик приказал прорубить двери из одной камеры во все остальные.
— Когда приедет хозяин, — наставлял он Папашу, — ты должен сидеть в самой первой камере, чтобы он увидел тебя через глазок. Потом он пойдет по коридору, а ты беги следом по камерам. Куда он ни заглянет — ты должен быть там!
— А вдруг он заметит, — развеселился Папаша Дуралей, — что все твои узники слишком жирные, а маленькие девочки превратились в пузатых дядек?
— Постараюсь ему что-нибудь соврать, — вздохнул тюремщик. Следующие несколько дней Папаша наслаждался, размышляя о своих семнадцати преступлениях. Он бродил из камеры в камеру, ложился на нары и представлял себя то кровожадным пиратом, то безжалостным ростовщиком, то подлым яйцекрадом.
И хохотал без умолку. В конце концов он устал и от этого. И захотелось ему узнать, как там дела с туннелем под его уютным домиком.
— Я мог бы, конечно, надеяться, — сказал он себе, — исчахнуть от тоски в неволе, а потом попробовать пролезть сквозь дыру в решетке. Но, увы, я кушаю семнадцать пайков в день. Так что на это не нужно и рассчитывать. Придется совершать восстание.
И он заорал тюремщику:
— Эй, ты! Мы начинаем мятеж! Мы поднялись как один и полны решимости разрушить мрачные застенки и выйти на свободу!
Тюремщик забеспокоился:
— Послушай, не надо крови, давай договоримся мирно.
— Идет, — согласился Папаша, — открывай камеру, мы не желаем говорить через дверь.
Тюремщик отворил дверь, Папаша решительно ступил в коридор, неся на руке шестнадцать тюремных роб и прикрываясь ими, как щитом. В другой руке он держал железный прут, который гномы выпилили из решетки.
— Сопротивление бесполезно! — крикнул он. — Вас только четверо, а нас семнадцать! Вы, конечно, хитры и могли бы справиться с бедным продавцом, яйцекрадом и несчастным ростовщиком. Но перед вами еще и отъявленный грабитель, опасный контрабандист, кровожадный пират, коварный браконьер, отпетый хулиган, потомственный жулик, наглый заговорщик и отравитель собственной бабушки! Трепещите!
Тюремщики в ужасе переглянулись.
— Мы не жаждем крови, — разошелся Папаша. — И готовы к переговорам. Или вы сдаетесь, и мы расходимся по домам, или будет битва. Имейте в виду: нас намного больше, вашу тюрьму мы для начала подожжем, а потом все равно сбежим!