Выбрать главу

Многим христианам не нравилось мое объяснение распятия Иисуса, которое заключалось в том, что Христос явился как Мессия и его смерть на кресте не была предопределена Божьей волей. Напротив, после казни Иисуса Божий план по строительству Царства мира был нарушен. Если бы Израиль принял Иисуса как Мессию, на земле утвердился бы гармоничный мир, где объединились бы восточная и западная культуры. Однако Иисус умер на кресте, и Божий труд по полному восстановлению человечества был отложен до времен Второго пришествия.

Такая точка зрения на распятие вызвала серьезное противостояние, и в результате традиционные церкви вместе с иудейским сообществом стали считать меня своим врагом и всеми способами пытались выдворить меня из Америки, каждый по своей собственной причине.

В итоге я снова оказался за решеткой. Все, что я делал, я делал лишь с одной целью: возродить нравственность в Америке и помочь ей вновь оказаться в русле Божьего провидения, а меня взяли и обвинили в неуплате налогов. К тому времени мне уже исполнилось шестьдесят лет.

В течение первых трех лет, проведенных мной в Америке, все деньги, собранные в качестве пожертвований со всего мира, скапливались на банковском счете Церкви в Нью-Йорке, открытом на мое имя. Эта практика распространена во многих церквях и деноминациях. Деньги, пролежавшие на этом счете с 1973 по 1975 год, принесли некоторую прибыль, и против меня выдвинули обвинение в неуплате налога с дохода физических лиц в размере около 7500 долларов. Обычно за подобную неуплату налагают штраф, но в 1982 году меня признали виновным и осудили, заключив в федеральную тюрьму в Дэнбери, штат Коннектикут. Это произошло 20 июля 1984 года.

За день до заключения в тюрьму Дэнбери я собрал членов Церкви в образовательном центре в Бельведере (Тэрритаун, Нью-Йорк). Встреча получилась очень сердечной; в тот день в Бельведере собрались тысячи моих последователей и стали молиться обо мне со слезами на глазах. Но я твердым голосом попросил их не падать духом и не отчаиваться.

«Я невиновен, — сказал я им, — ведь я не сделал ничего плохого. Я вижу, как над тюрьмой Дэнбери разгорается яркий свет надежды. Не плачьте обо мне — плачьте об Америке! Любите эту страну и молитесь за нее!» Стоя перед молодежью, погруженной в печаль, я в знак надежды поднял вверх обе руки.

Мое обращение перед заключением в тюрьму вызвало большой шум среди верующих людей. Тут же было основано «Братство сподвижников в страданиях», и множество людей стали молиться за меня, чтобы как-то поддержать. «Братство сподвижников в страданиях» вызвало волну народной поддержки среди духовенства самых разных деноминаций и религий; люди были обеспокоены нападками на религиозную свободу в Америке.

В день, когда мне предстояло сесть в тюрьму, я пошел туда без тени страха. Я знаю, что такое тюремная жизнь. Однако окружающие меня люди думали иначе. Они боялись, что самые ярые противники могут покуситься на мою жизнь. Но я вошел в тюремные ворота с высоко поднятой головой.

«Почему мой отец должен сесть за решетку?»

Даже в тюрьме Дэнбери я следовал принципу жизни ради других. Я поднимался рано утром и принимался за уборку самых грязных помещений. В столовой люди ели, ссутулившись над тарелкой, дремали или просто болтали друг с другом; я же всегда сидел прямо и держался с достоинством. Когда мне давали какое-нибудь задание, я выполнял его старательнее других и всегда наблюдал, как справляются остальные.

В свободное время я читал Библию. Один из заключенных, видя, что я читаю Библию днем и ночью, сказал мне: «Это твоя Библия? Гляди — а вот моя! На, полистай» — и кинул мне журнал. Это был порнографический журнал «Hustler».

В тюрьме я стал известен как человек, привыкший трудиться молча. Чаще всего я читал книги и медитировал. Спустя три месяца я нашел друзей и среди заключенных, и среди охранников. Я подружился с одним наркоманом и с тем, кто называл порножурнал своей Библией. Где-то через месяц или два заключенные стали делиться со мной тем, что получали «с воли»; когда же мы стали делиться друг с другом и своими переживаниями, к нам в тюрьму словно спустилась сама весна.

На самом деле правительство США не собиралось отправлять меня в тюрьму. Они решили выдвинуть против меня обвинение в тот момент, когда я покинул страну и отправился в турне по Германии, и их бы вполне устроило, если бы я просто не вернулся. У них не было цели засадить меня за решетку — им всего-навсего нужно было, чтобы я покинул страну. Я стал широко известен в Америке, и число моих последователей росло с каждым днем. Так что они всего лишь хотели преградить мне путь: как и в Корее, я был занозой в боку у традиционных церквей. Я разгадал их намерения и принял решение вернуться в Америку и отправиться за решетку, ведь мне еще многое нужно было сделать в этой стране.

Вообще, тюрьма — это не так уж плохо. Если я хочу побудить к раскаянию людей, проливающих слезы, я сам сперва должен расплакаться. Пока я сам не переживу боль разбитого сердца, я не смогу побудить других посвятить себя Богу. Пути Господни воистину неисповедимы... Как только я оказался в тюрьме, семь тысяч священников и других религиозных деятелей обвинили правительство США в нарушении свободы вероисповедания и стали прилагать усилия для моего освобождения.

Среди них был представитель консервативной партии преподобный Джерри Фалвел из Собора южных баптистов, а также либерал д-р Джозеф Е. Ловери, недавно благословивший инаугурацию президента Обамы. Они возглавили движение за мое освобождение. К ним присоединилась и моя дочь Ин Джин, которая в ту пору была еще подростком. Стоя перед семью тысячами духовников и священнослужителей, она со слезами зачитала свое обращение к судье, вынесшему мне приговор:

«Вся жизнь моего отца была буквально пропитана слезами и страданиями, ведь он посвятил ее воплощению Божьей воли. Сейчас ему 64 года. Его единственное преступление в том, что он слишком сильно любит Америку. И, тем не менее, в данный момент он, скорее всего, моет посуду в тюремной столовой или драит шваброй полы.

На прошлой неделе я навестила отца и впервые увидела его в тюремной робе. Я разрыдалась, и мне было так горько! Но отец попросил, чтобы я не плакала о нем, а молилась за Америку. И еще он сказал, чтобы я превратила весь мой гнев и всю печаль в мощную силу, которая поможет этой стране стать действительно свободной.

Он сказал, что, находясь в тюрьме, сможет вытерпеть любые трудности и любую несправедливость и вынести любой крест. Свобода вероисповедания — основа всех свобод. И я воистину благодарна всем собравшимся здесь за то, что вы выступаете в поддержку религиозной свободы».

Мой приговор был сокращен на шесть месяцев за примерное поведение, и я вышел на волю через тринадцать месяцев заключения. В день моего освобождения в Вашингтоне был устроен банкет по этому случаю, на котором собрались тысяча семьсот христианских священников и иудейских раввинов. В своем выступлении перед собравшимися я снова озвучил свою позицию: делать все для преодоления барьеров между религиями и деноминациями. Я решительно и открыто обратился ко всему миру, не беспокоясь о том, как отреагируют на это мои оппоненты: «Бог не видит различий между деноминациями и не участвует в малозначимых спорах касательно той или иной доктрины. Великое родительское сердце Бога не различает людей по национальной или расовой принадлежности, и для Него не существует границ между государствами или культурами. Даже сейчас Бог делает все возможное, чтобы заключить в объятия всех людей планеты как Своих детей. Сейчас Америка страдает от проблем в межрасовых отношениях, а также проблем, возникших из-за смещения ценностей и нравственной деградации, из-за духовного вакуума и упадка христианства, а также из-за атеистической идеологии коммунизма. Вот в чем причина того, что я откликнулся на зов Бога и прибыл в эту страну. Современное христианство должно окончательно пробудиться и объединиться. Духовенство также должно переосмыслить роль, которую играло до сих пор, и раскаяться. Ситуация, сложившаяся две тысячи лет назад, когда на землю пришел Иисус и призвал людей к раскаянию, повторяется в наше время. Мы должны выполнить важную миссию, которую Бог возложил на Америку. Так больше продолжаться не может. Нам нужны перемены, нужна реформация».