— Ну, она-то пива как раз и не пьет! — угрюмо заметил М. П. с места.
— А не пьет, так будет пить! — парировал с неожиданной быстротой Лелик этот выпад. — У нас уже и без того распространяются, как вы знаете… я бы сказал… мистические настроеньица, что, дескать, с машиной в состоянии справиться один только Иван Иванович, что он, дескать, «сросся» с машиной и так далее… Об этом исключительно точно, на мой взгляд, поставив вопрос на принципиальную высоту, говорил сам Кирилл Павлович…
Тут Кирилл Павлович, надо отдать ему должное, не выдержал и постучал карандашом по столу:
— Что вы конкретно предлагаете?
— Я предлагаю? — Лелик малость стушевался. — Я… предлагаю… установить у дверей вычислительного центра дополнительную охрану, чтобы ограничить, а то и вовсе пресечь поток посторонних посетителей… любителей азартных развлечений!.. Во-вторых, я предлагаю…
Но этого предложения за поднявшимся шумом было уже не разобрать; не записали ничего и стенографистки; Кирилл
Павлович тщетно стучал карандашиком. Наконец шум затих, и слово взял Опанас Гельвециевич.
— Многие выдающиеся ученые поигрывают в карты, — сказал он. — Эйнштейн, Нильс Бор, Исаак Ньютон…
— Да, играли, но не в азартные игры, а в коммерческие! — успел вставить Эль-К. — И не на казенные, а на свои!
— Нет, Макс Лауэ в своей «Истории физики» подтверждает, что был случай, играли и на казенные, — живо возразил О. Г. — Я сам в молодости… Эхс-хс… Вот помню, однажды… сидим мы… Я, подъесаул Вахонев и член-корреспондент Виталий Лазаревич Гелиоконский, радиоастроном, царство ему небесное… Да-а, в «фараона» теперь уже и не играет никто… Вот помню, как сейчас… Гелиоконский сдает… У меня на левой руке…
Я позволю себе опустить дальнейший рассказ Опанаса Гельвециевича (Гелиоконский блефовал, подъесаулу не везло, он, разъярясь, выхватил шашку и…). Опускаю также и выступление одного из наших замдиректоров, которое было посвящено главным образом статистике убытков (основные цифры были мною приведены выше). Еще ряд выступивших требовали принятия решительных мер в отношении картежников: «пресечь», «объявить выговор», «уволить» и т. д. Перехожу непосредственно к выступлению Эль-К.
— Друзья, я разделяю вполне ваше беспокойство по поводу определенных… м-м… негативных аспектов, обнаружившихся за последнее время в работе нашей системы автоматизации, — сказал Эль-К. — Вместе с тем мне представляется, что наша дискуссия приобрела… м-м… несколько односторонний характер и грозит вылиться, в общем-то, в… примитивное, я бы сказал, осуждение тех или иных сотрудников из вычислительного центра, повинных… и так далее… Друзья мои, мне представляется, что, столь безоговорочно порицая и осуждая персонал вычислительного, и Ивана Ивановича в первую голову, за некоторые действия, противоречащие, как здесь уже было сказано, кодексу… м-м… нравственности, мы рискуем… вместе с водой выплеснуть и ребенка. Смею в этом случае вас уверить, что отнюдь не от нечего делать и не из пустого пристрастия к шахматам или к карточной игре Иван Иванович, а за ним и некоторая часть молодежи предались на машине тому роду занятий, который вызвал столь бурную вашу реакцию. Смею вас уверить, что эти занятия по сути своей носят для Ивана Ивановича… не вполне однозначный характер! Это ведь эксперимент, друзья мои! Да-да, именно так! И смею вас уверить, он, этот эксперимент, имеет определенную тенденцию к теоретической и практической ценности. Ведь Иван Иванович у нас давно уже увлечен интереснейшими и весьма серьезными проблемами… проблемами исследования сознания, а в конечном счете — создания искусственного интеллекта! Вы и не догадывались, возможно, об этом, полагали, что для него машина — это, так сказать, механизм, не более того. А я-то знаю, что для Ивана Ивановича наша машина — это прежде всего искусственный мозг, потенциальные возможности которого еще предстоит раскрыть. И это опять-таки не самоцель, это необходимо, ибо Иван Иванович убежден, что таким путем он сможет проникнуть в тайны человеческого мозга! В тайны человеческой психики и интеллекта! «Музыку я разъял как труп! Поверил я алгеброй гармонию!» — вот девиз Ивана Ивановича! Художник, ученый чаще всего творит не задумываясь. А логики типа Ивана Ивановича ищут способов прикосновения к тайнам интуиции через исследования элементарных, простейших процессов принятия решений, выбора и так далее… Что ж, с чего-то ведь надо начинать, не правда ли? И не исключено, что работа с шахматными программами (такая работа и с теми же целями ведется, как вам известно, наверное, не только у нас) даст какие-то положительные результаты… В то же самое время мы и о карточной игре должны сказать… Хотя здесь, конечно, вопрос сложнее, ибо мы неизбежно вторгаемся в область этического, морального, то есть в область субъективного. Что здесь можно сказать? — вздохнул Эль-К. — Видите ли, на мой взгляд, неверно было бы утверждать, что между наукой, научным поиском, с одной стороны, и этикой, общественным благом — с другой, нет никакого противоречия. Ну, в самом общем смысле это, конечно, так, противоречий нет. Но на деле единство научной истины и общественного блага, отношений этической сферы осуществляется не столь уж гладко… Напомню вам слова цитированного мною уже персонажа: «Гений и злодейство — две вещи несовместные»… В конечном счете это так, однако исторически возможны и оговорки. Все вы знаете, какую роль играла карточная игра, например, для развития теории вероятности. Или другой пример — Леонардо да Винчи, этот гений человечества и научного знания, который вместе с тем, как хорошо известно, был изобретателем различных остроумных по своей конструкции орудий для истребления людей. Таким он был и как человек науки, исследователь, экспериментатор. Немало было написано о противоречиях его загадочной натуры, но такие черты (своего рода «демонизм знания») присущи многим деятелям эпохи Ренессанса. Вспомните Кардано (карданный вал!) — ученого, астролога, авантюриста… Обращаясь к конкретной истории, мы видим, что наука пользовалась покровительством при дворах тиранов, да и сами эти демоны власти, способные на чудовищно жестокие преступления, были нередко образованнейшими людьми, для своего времени, как, например, Сиджисмондо, Малатеста и другие… Так что формула «гений и злодейство — две вещи несовместные» требует диалектического применения… Я говорю о том, что ученый, преследуя интересы чистой истины, нередко оказывается вынужденным преступить некоторые моральные запреты… История, повторяю, знает тысячи таких примеров… Разум, как писал Маркс, существовал на свете всегда, но не всегда в разумной форме. Так и с добром получается: оно не всегда выступает исторически в «доброй и нравственной» форме, иногда и в очень даже «недоброй». Увы, это относится и к прогрессу науки!..
— Ах, я что-то не очень хорошо вас понимаю! — вскочила, перебивая Эль-К, Вера Анисимовна, которую кто-то недавно назвал уже не «совестью отдела», а «совестью института». — По-вашему, выходит, что добро может фигурировать в форме зла, что возможен некоторый независимый от добра прогресс?! Ах, это ужасная точка зрения! Нет-нет, истинный прогресс всегда в конечном счете связан — не буду употреблять слово «добро» — с истинным гуманизмом, с хорошим отношением к людям! И ценит человечество по-настоящему тех ученых, которые были гуманистами. Не ожидала я от вас, Иван Иванович, таких поступков, скажу откровенно, не ожидала! И от вас, Виктор Викторович, не ожидала услышать подобной философии!..