От волнения у него внезапно случился, наверное, какой-то небольшой головной спазм — Эль-К скривился, сжал лоб рукой, поспешно налил себе еще и выпил; боль отпустила, и он продолжал.
20
— …И вот, когда я это понял, я по-иному взглянул и на все происходящее… Вернемся года на три назад… Что мы видели?! Мы видели, что в том совершенном пространстве, которое задано выше обрисованными идеальными… ну ладно, сделаю вам уступку — близкими к идеальным условиям… намечается некая анизотропия, образуется источник возмущений, возникают напряжения… И виной тому все-таки машина… Погодите, погодите, не радуйтесь! Вы убедитесь скоро, что я говорю в конечном же счете о другом совершенно! Ваша, с позволения сказать, концепция была для меня лишь отправной точкой!.. Итак… машина. Да, все-таки машина, — сказал он в глубоком раздумье, словно заново проверял на слух, так ли это… — Нет-нет, воздержимся от оценок. Ваш минус в том, что вы тут же даете оценочные характеристики, да к тому же они у вас штампованные, их на заводе в Волобуевске делает кривой забулдыга — нажмет на педальку, р-р-раз… и готова характеристика!.. А вы посмотрите непредвзято, в этом вся суть! — (Нет, положительно он хотел еще раз убедить сам себя.) —…Итак, возьмем сначала чисто феноменологический аспект… Мы замечаем тогда перво-наперво, что машина вообще… ну, как бы это выразить попроще… ага, вот… вообще заняла непропорционально много места в нашей жизни! Вот-вот, непропорционально много… Ведь года три подряд мы спрашивали друг друга: «Какие новости?» — и прежде всего начинали говорить о машине! Как она там, что с нею, кто приехал (ради машины), кто что сказал, какие приняты решения… И так без конца! Толки, слухи, один говорит одно, другой — другое, у всякого свой рецепт, своя доктрина, свой план и своя программа! Дальше — больше! Переживания, нервные срывы, стрессы, болезни! У этого бессонница, у того инфаркт, а еще у кого-то инсульт, еще у кого-то, извините, выкидыш! И все, заметьте, из-за машины!.. Можно, конечно, свести все дело к какой-нибудь банальности: обычные, мол, слу-жебно-бытовые неприятности, от них всегда, мол, стрессы!.. Но давайте постараемся не быть пошляками. История с Копьевым — лучшее опровержение подобным «бытовым» интерпретациям!
— Вы имеете в виду внезапное пробуждение необыкновенных способностей? — спросил я.
— Способностей? — (Мне показалось, что в лице его мелькнуло некоторое неудовольствие.) — Да и это тоже! Меня и самого какое-то время занимало, не наблюдаем ли мы здесь псифеноменов, случаев экстрасенсорного восприятия (ЭСВ), не является ли Иван сенситивом по отношению к процессам, происходящим в машине, или же, допустим, у него своеобразный кинестетический, так сказать, набор ключей, когда он копается в схемах.[10] Но потом я понял, что не это главное. Было или не было здесь экстрасенсорное восприятие — бесспорно, задача любопытная, но, честно говоря, для меня не столь уже важная. Гораздо больше и существеннее, по-моему, увидеть за происходившим у нас рождение нового, я бы сказал даже, проблемного поля, осмыслить, иными словами, не технико-психологический, а философский срез явления!..
— Так я же и говорил о философском, — надулся Валерий. — Порабощенность машиной, машинной техникой… Машина как символ цивили…
— Простите, Порфирий! — замахал на него руками Эль-IC — Ну что вы лезете со своей тривиальщиной! «Порабощенность», «символ», да в том-то и соль, что никакой порабощенное™ нет, и нет принуждения, нет гнета — все наоборот! Да-да, наоборот! Все совершается добровольно и более чем добровольно! Существует влечение, есть, я бы сказал, преданность, есть, наконец, любовь!.. Да, это именно так, но звучит слишком романтически плоско. Тут следует высказаться определенней. Ваша коренная ошибка, Порфи-рий, состоит в том, что вы рассматриваете машину как объект. Для вас это прежде всего орудие труда и, так сказать, продолжение руки. Ваше отношение к ней по старинке сугубо утилитарное, в лучшем случае — эстетическое: хорошо, мол, сработано, красиво, прочно, удачное решение. Между тем сегодня субъект-объектный подход к феномену машины уже не работает, да, строго говоря, он никогда и не работал! Нет, не в том дело, что машина стала «разумной», заимела начатки «искусственного интеллекта», то, что она теперь такова, лишь помогает нам уловить истину, ускользнувшую от нас прежде. А эта истина в том, что влечение человека к машине, точнее, его же стремление к созданию все более совершенной машины есть по существу своему стремление метафизическое, не выводимое из одних только соображений полезности и целесообразности! Секрет в том, что для человека в машине как бы запечатлен образ мироздания! Ибо само мироздание человек представляет себе в конечном счете как гигантскую машину. Возьмите системы великих философов — Декарта, Лейбница, для них, конечно же, мир — это машина. И для любого ученого, в общем-то, тоже. Создание все более совершенных, мощных и сложных машин имеет сверхзадачей как бы повторение мироздания. Вся история человечества может быть рассмотрена как вечное и единое движение к построению все более совершенной машины! Как последовательное приближение к образцу, который мы имеем в мироздании. Машина, таким образом, вы видите, для нас не только детище наших рук, не только продолжение наших рук — она для нас всегда является также и тайной, в ней, именно в ней, а не где-нибудь еще, человек ощущает присутствие запредельного, здесь, а не где-нибудь ищет начала и конца мира! Вот от этого-то и наше влечение к машине, наша постоянная обращенность к ней, которые и глубже, и значительней всех этих ваших экстрасенсорных коммуникаций!.. И здесь — уже в плане психологическом — намечается проблема, которая, я вам это предрекаю, в ближайшие сто лет доставит нам еще немало хлопот… Фантасты любят теперь писать о всяких там восстаниях роботов, выдумывают всякие там «законы робототехники», беспокоятся, не сможет ли мыслящий робот причинить человеку вред, не станет ли он, кстати, умнее человека, и т. д. Все это чушь! Быть может, в отдаленном будущем такие проблемы и возникнут, но разве об этом надо думать сейчас?! Вся эта антропологизация машин, изображение машин в виде металлических человекоподобных — чепуха! Человека влечет к машине вовсе не потому, что он видит в ней свое отражение, а потому, что он видит в ней отражение Космоса! Да, я согласен, тенденция наделять машину чертами антропоморфными, рассматривать ее как личность, вести с ней диалог — эта тенденция важна, но онавтой или иной мере характерна для отношения к любой машине, не обязательно, чтобы машина зрительно напоминала человека или была наделена каким-то интеллектом. Наличие у машины интеллекта, безусловно, усложняет картину, но я хочу, чтобы вы уяснили себе: не в интеллекте дело. Человек уже сегодня стоит лицом к лицу со вполне реальной проблемой: как ему существовать, будучи ведомым страстью к машине, как достичь синтеза человеческого и машинного, как достичь сращения с миром искусственной, машинной «второй природы», с миром, самим же человеком созданным, но оттого не менее загадочным… Ваша реакция на этот мир негативна. Для вас этот мир обязательно противостоит человеку. Для вас «вторая природа» заведомохуже«первой». Для вас в лучшем случае речь может идти об адаптации. А это неверно. Вы не понимаете того факта, что человека властно зовет этот мир. Хуже он или лучше «первого», но зовет! И отнюдь не потому, что человек обязательно надеется в итоге получить от обладания этим миром какую-то выгоду, нет, зачастую он, человек, даже знает, что по крайней мере лично ему ничего, кроме неприятностей, эта страсть не принесет, и тем не менее человек ничего не может с собой поделать! Потому что это действительно страсть, это категорический императив, это инстинкт — называйте как хотите! — и перед ним порою отступает даже инстинкт самосохранения!..
Сияя, в огне вдохновения Эль-К вскочил, отшвырнув стул, и неповторимым пластичным шагом двинулся было по гостиной, словно в лучшие свои дни, когда он читал какую-нибудь лекцию перед тысячной аудиторией. Но тут его взгляд упал на так и не прибранную тахту, на сваленные подле нее охотничьи пожитки, на криво висевшее в изголовье ружье… Будто испуганный зверек, Эль-К метнулся назад, глаза у него потухли, приобрели то затравленное выражение, которое мы заметили, придя сюда.