— Успокойся! — рассмеялся я. — Тебя этот огонь не тронет!
Парень успокоился и с вопросом в глазах посмотрел на меня.
— Золотое Пламя не способно причинить никому вреда! Оно только греет, но не обжигает!
Владик успокоился и потрогал огонь, что продолжал гореть на его одежде, не сжигая ни ее, ни человека. Лишь убедившись в безопасности, он радостно улыбнулся... но улыбка скоро потухла.
— Это значит, что мое заклинание все же бесполезно в бою!
— А тебе так необходимо сжигать врагов?! Твое заклинание можно применять в бою. Золотое Пламя сжигает лишь того, кто испытывает к заклинателю злобу или прочие негативные чувства. Поэтому враги будут сгорать от такого пламени, а друзья, даже если попадут под твой удар — не пострадают!
— Потрясающе!
— Нет, — расстроенный столь бурной реакцией парня на возможность убивать, я опустил взгляд на землю. — Это не потрясающе... Потрясающе то, что твоим золотым светом, можно лечить! Нужно лишь тренироваться. Пока, что я не освоил эту сторону твоей магии...
— Но как вы все это поняли?
Ничего больше я не стал говорить, а просто ушел. Спать не хотелось, и я побрел на гору. Меня очень расстроило, что даже этот добрейший малый, желает сжигать и уничтожать людей, лишь по стечению обстоятельств оказавшихся на другой стороне! Я далеко не древний мудрец и не святой, но мне претит сама мысль об убийстве, даже если она и необходима... Довольно лживые мысли для того, кто сам несколько дней назад вероятно убил человека...
Глава 5
Подземелье
Лес кажется темным и неспокойным. Суетливо покачиваются сосны, трясутся, словно от страха, ели. Сгустившаяся тьма еще более чем обычно жирна и насыщена. Раздаются шорохи, и все время кто—то проносится мимо, оставаясь незамеченным. Лес потрясло, что среди ночи его осветил свет ярче дневного.
Я направлялся по уже выученному маршруту к горе. Глаза, без моего на то участия, приноровились к темноте. Видеть я стал вполне сносно. Действительно, я неосознанно использую магию оборотней... Вот только почему я способен на это?! Случайно выучил?
Как всегда по левую от меня сторону шумел бурный поток, звучащий одинаково хоть при свете дня, хоть во тьме ночной... Нет, ночью он звучит по—другому: более тоскливо и одиноко... или это настроение меняет восприятие? Впрочем, река, независимо от моего настроения, несет ледяные воды с гор. Имеет горный характер — грохочущий, древний, вечный...
Настройка на философское мышление произведена успешно...
Меня беспокоит этот мир и его бесконечные войны. В нашем мире этого зла также не мало, но мне как—то не доводилось сталкиваться со всеми этими кровопролитиями так близко. Я служил в армии, но не во время войны. Понимаю, что история человечества — сплошные битвы, но принять этого не могу. А тут еще этот Владик расстраивается, что не может убить врага жгучим огнем! Чему расстраиваться, ведь можно взять острый меч, который наверняка распространен в этом мире, и отрубить несчастному, что затерялся по ту сторону баррикад, голову! И будут реки крови, океаны огня; земля содрогнется от ужаса за судьбу людскую! Думаю, Владик, случись ему поменяться в ту ночь со мной местами, не стал бы чувствовать сожаление от убийства преследователей! Он бы гордо предстал передо мной, весь в крови врагов! А не как я: трясущимся, напуганным и пораженным.
Я подошел к подножию горы и спустился к реке. Прошел по ее берегу до самого водопада и дальше, сквозь него. Я перестал пользоваться той тропинкой, что показал Балахон. Теперь хожу прямо сквозь гору к ее вершине! Так быстрее и веселее. Нашел я этот путь совершенно случайно, когда пытаясь идти прежней тропой, я, как всегда, заблудился. Тогда—то и узнал о короткой дороге.
Внутри широкого пещерного коридора, как всегда темно и пусто. В нем не обитали даже летучие мыши, коих, надо признаться, я немного боялся. Пустое и скучное место, с многочисленными малыми ответвлениями, куда я еще не совался. Но интерес посетить укромные неизведанные пещеры лишь разгорался с каждым посещением. Во мне спят многие ученые и спелеолог в том числе. Двигаясь к вершине, разогревался. Жар тела изгоняет из головы всякие дурные и грустные мысли. Хорошо просто подниматься по тоннелю, круто забирающему вверх.
Уже радостный, вылетел я из пещеры на простор. Вокруг раскинулся громадный мир. Чистый воздух и никаких препятствий, никаких помех. Взять бы, расправить крылья, и полететь!
— О чем это я?! — спросил я у самого себя. — Какие еще крылья?! Какой полет?! В клуб самоубийц захотелось что ли? Все этот мальчишка виноват, что увидел крылья за спиной! Чтоб его!
Я выбрался на каменный откос, служащий козырьком того места, где я все время медитировал. Самый сложный участок пути — это спуск с каменного откоса, вниз, на площадку под ним. При этом нужно крепко держаться руками и точно спрыгнуть. В случае же ошибки полечу камнем вниз, с известным ускорением. И разобьюсь! Страшно! И как мне в голову пришло ходить столь опасным путем?! Чем я думал?!!
Но в очередной раз все обошлось. Спустился на площадку и, успокоившись, сел скрестив ноги. Тут же, не успел я даже закрыть глаза, раздался сонный "чирик" и откуда—то вновь на плечо плюхнулась синичка. Она, кстати прилетела за мной на Поляну Землянок лишь чуть позже нас с Владиком. И как только она меня находит?! Я погладил пернатого друга и пожаловался ей на кровожадность художника. В маленькой птичке я находил благодарного слушателя, что никогда не перебьет и всегда выслушает, какой бы бред я не нес. Поддержав меня на птичьем языке и исполнив как бы этим долг, пернатый друг закрыл глазки и уснул.
Я тоже закрыл глаза, но не за тем, чтобы поспать, а чтобы шустрее начать думать.
Как бы я ни отрицал, что являюсь Фениксом и как бы это бредово не звучало, но игнорировать факты, что подтверждают мою "птичью" природу попросту уже не могу.
Во—первых, весь мой внешний вид, начиная от лица и заканчивая движениями, идентичен оригинальному Фениксу, что известен в этом мире. Это подтверждают картины Владика, а также, что главнее, узнавание меня Ольгой. Ну не могла же она ошибиться! Ведь со мной она общалась не мимолетно, а долгое время, и раскусить "подделку" сумела бы. Но нет же! До самой последней секунды она считала, что я Феникс!
Во—вторых, мои способности к магии. Их нельзя сбрасывать со счетов. Ведь только Фениксу по силам изучать обе стороны магии этого мира. А я, как уже выяснилось, могу использовать и оборотничество и колдовство! И притом выучить новое заклинание для меня проблемой не представляется!
В третьих, спящая на плече синичка, доказывает, что я Феникс. Она воспринимает меня, как лучшего друга или хозяина и для этого мне не пришлось ее даже приручать. Ведь она сразу подлетела, только я появился в этом мире.
И что же из всего этого выходит?! А выходит лишь одно — я Феникс. И не просто кто—то похожий на их Феникса и с теми же способностями, а именно "оригинальный" Феникс, только лишь потерявший память о своих деяниях. Вероятнее всего, ночами, я каким—то образом убегал в этот мир, и сумел неплохо устроился в нем! Вот такие дела. Надо же как—то объяснить все те ожоги и царапины, что появлялись на моем теле к утру.
— Не помешаю?
Я резко подскочил и принял боевую стойку. Никого не заметил в темноте и вспомнил о магии. Нужно привыкать во время опасности использовать сразу не только боевые искусства, но и магию! На обеих руках у меня загорелось пламя и осветило все пространство вокруг золотистым пляшущим светом. При свете стал видим и Балахон.
— Напугал? — спросил он своим обычным голосом, который я сразу и не узнал, находясь в глубокой задумчивости.
— Нет. Удивили, — ответил я, потушив огонь.
— Ты быстро выучился колдовству. Феникс, ты даже удивительнее, чем я о тебе думал.
— Что вы хотите сказать этим?
— Я знал несколько твоих предыдущих... форм — так кажется, называют твои прошлые жизни?!
Балахон подошел ближе. Вместе мы посмотрели на освещенные луной облака и бездонную черноту леса под нами.
— Я знал много форм Феникса, но ни одна не обладала таким могуществом, как ты! Даже мы, живущие в Священном Бору, ничего не знаем о тебе. Не знаем кто ты на самом деле; каковы твои цели; как ты обрел бессмертие через перерождения...