Он глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. Так как отбит был большой кусок, его, вероятно, можно приклеить, если, конечно, он остался цел. Фредрик поискал кусок на полу, но ничего не нашел. Может быть, он закатился под стиральную машину или под ванну, но сейчас у Фредрика не было времени искать его там.
Пол был усеян мелким белым порошком, из чего Фредрик заключил, что осколок разлетелся на мелкие кусочки, а рабочие, чувствуя свою вину, вымели их или распихали по карманам, чтобы он не сразу заметил, что случилось.
Что скажет Паула? Она очень любила эту раковину. Непонятно почему Фредрик чувствовал себя виноватым.
Потом он посмотрел на часы, понял, что пора ехать на вернисаж, и позвал Фабиана из сада. Он сумел подавить неприятное чувство, но оно вернулось, когда он, поставив на подоконник стакан с сидром, принялся любоваться мраморно-белыми, гладкими руками жены.
Казалось, она вдруг вернулась к реальности и обратилась к нему:
— Фредрик, будь так любезен, поднимись наверх, посмотри, как там Оливия. Она спит, но на всякий случай…
Наверху, под низкими стропилами крыши, все уже было готово для праздничного банкета. Треугольная щипцовая сторона чердака была целиком застеклена, и из этого окна открывался захватывающий вид на море и острова.
На полу стояла складная детская коляска. Фредрик присел на корточки и вгляделся в круглое детское личико. Оливия, как обычно, спала очень крепко, несмотря на сильный шум внизу. Она была надежным ребенком, для всего у нее было отведено точное время. Когда она спала, разбудить ее было практически невозможно.
Личико девочки временами подрагивало, словно по ее нервам проносилось дуновение невидимого ветерка. На лице в такие моменты отражались самые разнообразные чувства: радость, печаль, боль, ярость, — но ни одно из них не задерживалось надолго. Ветер стихал, и личико снова становилось ясным и умиротворенным.
Как она прекрасна, его дочурка. И с каким трудом она ему досталась. Ему пришлось просить и умолять. После появления на свет Фабиана Паула объявила, что ни за что на свете не будет больше рожать.
Это были долгие и тяжкие роды. Наверное, не тяжелее, чем у других первородящих, но Паула всегда страдала необъяснимым страхом перед всем, что могло причинить телесную боль. Когда у нее брали кровь, она могла упасть в обморок, когда ходила к дантисту, зубы ей лечили под гипнозом. При рождении Фабиана ей не дали наркоз, как обещали, и из-за этого, как думала Паула, роды стали для нее травмой, которую не смогли забыть ни она, ни Фредрик.
Ее страх сильно трогал Фредрика, потому что вообще-то Паула была очень сильной личностью. Она могла подвергать себя непомерным физическим нагрузкам, бесстрашно каталась на горных лыжах и ходила под парусом при самом сильном ветре, что очень нравилось Фредрику.
После рождения Фабиана Фредрик твердо решил, что он останется их единственным ребенком.
Но он очень хотел девочку. Втайне он очень жалел о том, что Фабиан был мальчиком.
Да и вообще, очень рискованно иметь только одного ребенка. Фредрик был предусмотрительным человеком, всегда готовым к худшему. Не в его обычае ставить все на одну карту. Риск лучше делить.
По собственной инициативе он навел справки об альтернативных методах ведения родов, о болеутоляющих средствах и психотерапевтических методиках подавления страха. Наконец ему удалось заинтересовать Паулу кесаревым сечением. Кесарево сечение и полный наркоз — это было единственное, что она могла себе представить. И письменное обещание наркоза за подписью ответственного врача.
Фредрик нашел частнопрактикующую акушерку. Она как раз специализировалась на женщинах со страхом родов. Паула разрешила ей удалить спираль и наблюдать во время беременности. Но в глубине души Паула очень боялась родов и, забеременев, часто плакала и говорила об аборте. Фредрик утешал ее, как только мог, убеждал, что на этот раз все будет по-другому. Он изо всех сил охранял ее покой, ничем не тревожил, но в глубине души его самого мучил отчаянный страх. Паула могла не выдержать и сделать аборт. Ребенок может родиться до срока, и тогда не будет никакого кесарева сечения. Врача в последнюю минуту могут вызвать на какой-нибудь неотложный случай. Как много всего может произойти. Паула хотела гарантий, но они оба прекрасно сознавали, что никаких гарантий быть не может.
Но все прошло как по маслу. Оливию в конце беременности извлекли из бесчувственного тела матери. Личико ребенка было гладким и спокойным, а не обезображенным и сморщенным, как у детей, родившихся естественным путем. У новорожденной было немного удивленное выражение лица, как будто ее пробудили от сладкого сна, каким она спала в утробе Паулы. Хорошо ли это, что она сократила свой путь в жизнь, избежав обычной трудной дороги?