Выбрать главу

И опять же мы приходим к тому, что в таком случае попытки личности положить конец существующему порабощающему положению вещей заканчиваются лишь очередным самообманом. Одна поверженная тирания заменяется другой. Торжествующее меньшинство вырождается в ещё одну тиранию большинства. Таков порочный круг всякой политики. Прогресс в освобождении личности является не более, чем иллюзией. В действительности все те изменения, которые имеют место быть в истории, являются лишь сменой социальных сил и гегемоний. Под давлением революционного меньшинства, коллективные идеалы и чувства цепляются к новым способам их воплощения, превращаясь в новый идеал. И по мере того, как эти идеалы и чувства становятся всё более коллективными и всё более общепринятыми, их склонность становиться императивами увеличивается. Со временем эти императивы укореняются в повседневной практике и превращаются в догмы и нормы, а затем — в новую власть, отказывающуюся позволить существовать тем же противоречиям, которые уничтожили предшествующий этой власти торжествующий порядок. Такое логическое умозаключение касательно порочного круга истории социальных преобразований — привело Виньи, как мне кажется, к аполитичности: «Неважно, какое войско взойдёт на Театр Власти»33.

~

Теперь мы подошли ко второй стадии эволюции духа индивидуалиста. Первая связана с самоуверенным бунтом личности, которая откровенно льстит себе в том, что способна одержать победу над обществом и перестроить его на свой лад. Вторая стадия касается глубокого осознания того, что все такие попытки тщетны. Это осознание необходимости вынужденного смирения перед социальными ограничениями и неизбежностями, которые, несмотря ни на что, полны неугасаемой враждебности. Индивидуалист всегда проиграет, но он никогда не будет порабощён. Индивидуалист — это неиссякаемый источник бунта, который был столь прекрасно изображён Леконтом де Лилем в образах Каина и Сатаны. С самого начала Каин не скрывает от Бога свой бунтарский дух34:

Зачем ты бродишь здесь, вокруг священной тени, как дикий волк лесной, и грезишь о борьбе? К Эдему чистому, что стал далек тебе, Зачем иссохший рот ты тянешь в исступленье? Склонись главою, раб, покорен будь судьбе!
Вернись в свое ничто, червяк! Твой гнев бессильный не значит ничего пред тем, кто правит суд! Так пламя, хохоча, жжет ропщущий сосуд, так ветр не слушает, как лист стенает пыльный. Молись и преклонись! — Нет, я останусь тут!
Пусть под пятой, его поправшей, трус ничтожный смиренно хвалится постыдною судьбой, пусть унижением он платит за покой! Благословляет пусть Ягве, в гордыне ложной, и льстивый страх, и гнев, лукавящий порой!
Я – буду тут стоять! И с ночи до рассвета, с утра до сумрака, упорный человек, не прекращу я крик, что сердце мне рассек! Я справедливости хочу, которой нету. Убей меня, но я не покорюсь вовек!

В «Тоске Дьявола» Леконт рассказывает о разочаровании и внутреннем упадке духовных сил бунтаря35:

Дни монотонные, как дождь оледенелый, я в вечности моей коплю, но края нет; мощь, гордость и тоска — все суета сует; и ужас тяготит, и битва надоела.
Любовь лгала; теперь и ненависть лжет мне, я выпил море слез, бесплодных и надменных; так риньтесь на меня, скопления вселенных, чтоб я задавлен был в моем священном сне!
Пусть трусы мирные и проклятых кочевья в пространстве блещущем без берегов и дна услышат голос: — Вот, скончался Сатана, и скоро твой конец, Творенье Шестидневья!
вернуться

33

Альфред де Виньи. Указ. соч. С. 234.

вернуться

34

Леконт де Лиль. Из четырёх книг. Стихи. М., 1960. С. 57.

вернуться

35

Леконт де Лиль. Указ. соч. С. 126.