Это, наверное, самое тщетное различие из когда-либо сделанных. Где именно проходит грань между обществом и ассоциацией? Разве эта ассоциация, как сам Штирнер открыто признает, не склонна к тому, чтобы тотчас же выкристаллизоваться в общество?
Не важно нравится ли нам это или нет, но здесь мы приходим к пониманию того, что анархизм неспособен примирить между собой два противоположные понятия: общество и индивидуальную свободу. Понятие же «свободное общество», о котором мечтает анархизм, является уже противоречивым в силу того, что состоит из противоположных друг другу терминов. Это не понятие, а лишь «деревянное железо» – палка без конца. Размышляя об анархистах, Ницше писал: «Их программный лозунг “свободное общество” читают уже на всех столбах и стенах. Свободное общество? Да! Да! Но знаете ли вы, господа, из чего его строят? Из деревянного железа! Из прославленного деревянного железа! И даже еще не деревянного...»52. Индивидуализм откровеннее и честнее, чем анархизм. Индивидуализм ставит государство, общество и ассоциацию в один ряд. Выстроив же их в один ряд, он, как только подвернется возможность, тут же выбросит всех этих угнетателей личности за борт. Как писал Виньи: «Всякая ассоциация грешит все теми же недостатками, что и всякий монастырь».
В какой степени индивидуализму свойственна антисоциальность, в такой же ему свойственна и имморалистичность, хотя даже это не является правдой в полной мере. Например, для Виньи пессимистический индивидуализм вполне себе может сочетаться с возвышенным, строгим и чисто моральным стоицизмом. Но при этом даже у Виньи мы находим определенные нотки имморализма: склонность к деидеализации общества, отделение и противопоставление друг другу таких явлений, как общество и мораль, а также видение общества как источника трусости, тупости и лицемерия. «“Сен-Мар”, “Стелло” и “Неволя и величие солдата” (что было прекрасно замечено) — в самом деле, что-то вроде песни своеобразной эпической поэмы о разочаровании; но я разрушу и растопчу лишь иллюзии, относящиеся до дел общественных и мнимых; на этих обломках, из этой пыли я подыму и возвеличу святую красоту воодушевления, любви, чести...»52. Индивидуализм Виньи вполне себе имеет место, несмотря на то что для таких индивидуалистов, как, например, Штирнер или Стендаль, индивидуализм является имморализмом — без каких-либо моральных принципов и сдерживающих императивов. Анархизм же пропитан чем-то вроде «вульгарного морализма». Анархистская мораль, хотя и является тем, что отрицает обязательства и санкции равно остается моралью. Можно даже сказать, в сущности, эта мораль христианская, за исключением лишь определенных апокалиптических и пессимистических аспектов христианства. Анархист полагает, что добродетели, необходимые для достижения социальной гармонии, будут естествен процветать сами по себе. Будучи противником всякого принуждения, анархизм доходит даже до тоге что гарантирует ленивому право на потребление чего-либо из общих ресурсов тогда, когда ему заблагорассудится. При этом анархист яро убежден в том, что в будущем обществе ленивых людей будет мало или же не будет вовсе.
Оптимистический, идеалистический, заряженный гуманизмом и морализмом анархизм является социальным догматизмом. Он является «делом» именно в том смысле этого слова, которое ему придал Штирнер. «Дело» — это одно, а простое индивидуальное миросозерцание — другое. Дело подразумевает коллективную приверженность идее, вера в которую взаимно разделяется людьми. Подобное чуждо индивидуализму, так как по своей сути он является антидогматичным и слегка склонным к прозелитизму учением. Это учение с радостью сделало бы изречение Штирнера своим главным девизом: «Ничто — вот на чем я построил свое дело». Настоящий индивидуалист не беспокоится о том, чтобы примирить свой собственный взгляд на жизнь с обществом. Какая была бы польза от этого? Omne individuum ineffabile (с лат. «Всякая личность невыразима»). Будучи убежденным в существовании огромного разнообразия различных темпераментов и в бесполезности общих правил, индивидуалист с радостью повторил бы за Дэвидом Торо: «Я ни в коем случае не хочу, чтобы кто-либо следовал моему примеру; во-первых, пока он этому научится, я, может быть, подыщу себе что-нибудь другое, а во-вторых, мне хотелось бы, чтобы на свете было как можно больше различных людей и чтобы каждый старался найти свой собственный путь и идти по нему, а не по пути отца, матери или соседа»53.
52
Фридрих Ницше. Полное собрание сочинений в 13 томах. М., 2005—2014. С. 546, секция 356. Приводя этот отрывок в качестве примера, Палант пытается критиковать анархистов, однако сам Ницше пишет про социалистов, а не анархистов: «Мне нет дела до того, что временами еще самый близорукий, возможно, честнейший, но, во всяком случае, скандальнейший тип человека, из ныне существующих, наши господа социалисты, верят в почти противоположное, надеются, грезят, прежде всего кричат и пишут...».