Из этого сциентистского интеллектуализма и проистекает авторитаризм анархизма.
«Анархистский интеллектуализм, таким образом, в силу того, что он тотально воплощает в себе интеллектуалистскую логику, является наиболее совершенным авторитаризмом. В этом и заключается его роковая ошибка. В любой системе интеллектуализма нет места свободе. Свобода — это изобретение, право и сила, позволяющая найти, привнести что-то новое во вселенную. Но когда существует только одна универсальная истина, открытая нам религией или наукой, вне которой нет места никакому индивидуальному счастью или никакому социальному порядку, то свобода, таким образом, теряет всякий смысл существования и становится лишь средством отрицания. Наука отстаивает своё право на свою свободу от религии, а когда вместо религии начинает доминировать наука, то религия начинает делать то же самое по отношению к науке, но поскольку две единые и универсальные истины не могут существовать одновременно, то кому-то из них придётся уничтожить своего противника; ибо, если и есть истина, то именно во имя это универсальной истины должно быть воплощено социальное, духовное, национальное, международное или же человеческое единство»56.
Сциентистский интеллектуализм наложил свой отпечаток на каждую идею по преобразованию общества в соответствии с анархическими принципами. Первые теоретики анархизма строили свои рассуждения посредством апелляции к космологическим, физическим, биологическим явлениям, что делало их претенциозными, но и туманными.57 Среди всех к наук анархисты особенно апеллировали к биологии, желая обосновать их утопические представления об обществе. Обращаясь к биологии, они стремились показать на реальных примерах идеал «автономии в гармонии», призывая нас воплощать этот идеал в человеческом обществе. Именно биология предлагает нам представление о равноценности функций органов биологических организмов, по аналогии с которыми и обосновываются такие же представления о равноценности социальных организмов. Туманный идол эволюции используется, таким образом, в качестве «палочки-выручалочки» для разрешения всяких трудностей. Это напоминает то, как научный прогресс используется для предсказаний материального благополучия человечества, так как считается, что научно-технический прогресс якобы приведет к такому изобилию жизненно необходимых благ, что потребление людьми этих благ из общих складов тогда, когда им заблагорассудится, будет для них единственным приемлемым способом их перераспределения58.
Очевидно, что индивидуализм не поддерживает ни одну из таких псевдонаучных выдумок. Для индивидуалиста не существует Наука — только науки, то есть методы исследования, которые в разной степени применимы и надежны. Нет ничего более чуждого истинному научному духу, чем этот унитарный сциентизм, рассмотренный нами выше. Помимо вышесказанного, стоит, однако, уточнить, что индивидуалист может быть, в лучшем случае, лишь настороженным приятелем интеллектуализма, угрозу авторитаризма которого он, тем не менее, не без оснований понимает. Вместе с Бейлем, Стендалем и Фурье он с радостью отвергнет власть идей над нашим поведением. Он ограничивает поле своего предвидения, отдав предпочтение свободе и случаю. Предвидение будущего заковывает нас в кандалы — оно заставляет нас быть сдержанными в действиях, боязливыми и расчетливыми. Индивидуалист с энтузиазмом присоединяется к Штирнеру и его дифирамбам свободе каждого момента. Он с подозрением относится ко всяким социологическим обобщениям, которые, будучи неточными, не менее деспотичны. Он восстает против власти экспертов, о которых тщеславно фантазировал Бертло, желающий противопоставить их античным папам с их грезами об универсальной теократии. Индивидуалисту чужды разного рода проекты по перестройке общества. Его отношение к подобным проблемам является полностью отрицательным, как это описал Баррес в своем произведении под названием «Враг законов»59: «Что вы предлагаете вместо этого, спрашивается? Я не знаю, хотя мне это довольно интересно. Уничтожив все, я и не могу придумать что-либо конкретное, что могло бы это заменить. Это как, например, когда у кого-то болят мозоли от ботинок, которые натирают, — единственное, чего хочется и таком случае, так это снять их... По правде говоря, я считаю, что принадлежу к той расе людей, которые годятся только для понимания и разрушения».
58
По этому поводу мы можем сослаться на выпуск периодического журнала «Ла Плюм», который был напечатан ещё в значимые для анархии времена (май 1893-го). В этом номере Андре Веду излагает свои теоретические взгляды касательно научной базы анархизма и плана по построению будущего общества, затрагивающего экономический, политический, сексуальный, моральный и другие аспекты, который был написан ведущими теоретиками анархизма того времени. Именно здесь мы и находим примеры этих псевдонаучных фантазий, в которых Веду опирается на авторитет Ланессана: «Атом движется свободно в своём поле, которое сбалансировано гравитацией окружающих атомов. Неоспоримым доказательством этого является природа. Минеральный, животный и растительный миры являются теми царствами, внутри которых проявляет себя гармония в автономии», «Существует ли действительно централизация во многоклеточных организмах? Делятся ли клетки на те, что господствуют, и на те, что подчиняются — на господ и подданных им? Все факты чётко говорят об обратном. Я не стану подробно останавливаться на проблеме реальной автономии, которой каждая клетка каждого многоклеточного организма обладает. Да, это правда, что все они зависят от друг друга, но правда также и в том, что ни одна из них не командует другими, и что даже наиболее развитые многоклеточные организмы не содержат в себе ничего такого, что можно было бы сравнить монархией или любой другой авторитарной системой или же централизованным государством. Автономия и солидарность – таковы главные принципы общества, которое было бы построено по образцу живых организмов…» (Жан Мари де Ланессан, «Трансформизм»). «Общество, — продолжает Веду, — будет выстраивается от единичной личности до полиморфных, случайных, мобильных групп людей; от групп до связки гомологических и равнозначных групп, и так далее до самых сложных ассоциаций. Такое общество будет пространством свободного взаимодействия личностей — разнообразием в единстве. Такое общество будет воплощением хода естественной гармонии и законов эволюции, которые будут необходимым условием существования человеческих обществ». Далее теоретик анархизма выступает ещё и в роли поэта: «Каждая лодка обладает своим свободным местом в одном и том же порту. Все они воздействуют на воду с пропорциональным усилием. Подавляет ли большее судно малое?» («Ла Плюм», май 1893-го). (фр. «Tous bateaux ont bien libre jeu en meme port, / Pesant sur l'eau d'un proportionnel effort; / Par le gros vaisseau l'esquif est-il étouffé?»)
59
Это как раз тот самый бездельнеческий коммунизм, который критикует Прудон в своём известном памфлете «Право на лень»