Осмонда. Благодарю: с меня достаточно моей… Если б это хотя бы не были растиражированные образцы, тысячи, миллионы одинаковых существований… словно газеты или брошюры. Да, точно: брошюры.
Клод. А тебе не кажется, что тут в тебе говорит… скажем, гордость?
Осмонда. Ну, знаешь, без гордости…
Клод. Сообразовываться с законами жизни, делать их своими; не только принимать их с готовностью, но и, в свою очередь, желать их.
Осмонда. Все это слова. Желаешь ты или не желаешь…
Клод. Это не слова, моя дорогая, это великая истина. Получать, чтобы давать.
Осмонда. Что получать? А давать — что?.. и потом, в самом деле, если все это — для того, чтобы передать другим, которые передадут это в свой черед, — к чему такая игра? Этот бесконечный бег вслепую?
Клод (нежно ее обнимая). Так это смятение — оно, по сути, означает, что ты…
Осмонда. В моем положении надо было бы пытаться найти опору в вере других… До сих пор меня поддерживала твоя вера: твоя вера в меня. Но когда тревога чересчур разрастается, этого оказывается недостаточно. И сейчас…
Клод. Так у тебя есть повод для огорчения?
Осмонда. Нет, это не огорчение.
Клод. Беспокойство?
Осмонда. Да, скорее.
Клод. Ты не хочешь назвать мне причину? (Машинально достает часы.)
Осмонда. Смотришь на часы?
Клод. Ты же знаешь, мне скоро надо уходить.
Осмонда (с горечью). У тебя слишком много обязанностей, папа. Быть только очередным номером между девушкой-матерью с улицы Западной и паралитиком с авеню Дю Мэн: если ты думаешь, что это облегчает мне признания… И потом, ты их выслушиваешь слишком много, от всех поголовно. У тебя это почти что ремесло. Не хочу обидеть тебя, но меня это расхолаживает…
Клод. Но дорогая моя, ты же знаешь, что ты — совсем другое дело!
Осмонда. Да, я ведь, как-никак, не «серийного» образца.
Клод. Ты сейчас говоришь, как твоя мать.
Осмонда. О! Ты находишь?
Клод. Да; к тому же, когда она была в твоем возрасте…
Осмонда. Послушай, это, конечно, не очень-то деликатно, но должна тебе признаться, что мысль выйти замуж даже за кого-то похожего на тебя… за кого-то, чья душа была бы сродни твоей, отпугивает меня. Ну, а выйти за посредственность — это было бы еще хуже. Жизнь внушает мне страх.
Клод. Дорогая, твое беспокойство…
Осмонда. О, я знаю все, что ты мне скажешь. В прошлом месяце у тебя была проповедь на эту тему.
Входит Эдме.
Эдме. Звонят, Осмонда. Ты же знаешь, что Фелиси нет.
Осмонда. Кто это может быть в такое время? (Выходит. Молчание.)
Эдме. Ты сегодня вечером уходишь?
Клод. Да, но еще рано. Форстмейер будет у себя не раньше десяти.
Эдме. Что за мысль — вызвать тебя к такому часу!
Клод. Он и себя ничуть не бережет.
Эдме. К тому же эта беседа представляет столь малый интерес…
Клод. И тем не менее в ее предмете заложена великая идея.
Эдме. Главным образом великие слова. Слияние церквей… Ведь в глубине души ты сам в это веришь не больше, чем я.
Клод. Если не верить, то ясно, что идея не осуществится.
Осмонда (входя). Это Фелиси. Папа, она принесла тебе письмо от дяди Франсиса.
Эдме (с удивлением). От Франсиса?
Клод. Нужен ответ?
Осмонда. Фелиси не знает. Она в ярости, что ее посылают с поручением в воскресный день.
Клод вскрывает письмо. Эдме смотрит через его плечо; резко вздрагивает.
Осмонда. Что, мама?..
Эдме. Невероятно!
Клод. Осмонда, скажи, пожалуйста, Фелиси, что ответа не будет. (Осмонда выходит.)
Эдме. Нельзя идти на этот чудовищный риск. Скажи консьержке, что ты вышел… или что я больна… что угодно, но только чтобы его не впускали, если он придет.