Клод. Оставь.
Эдме. Это по моей вине. Если бы ты знал, как я сожалею…
Клод. Ты мне открыла свои сокровенные мысли, я не вправе упрекать тебя за это!
Эдме. Сокровенные мысли! Да разве они мне известны?..
Клод. Но позавчера…
Эдме. Да, разумеется, я была искренна. Но только я не знаю… все это так шатко. Там, где вчера была почва под ногами, сегодня — пропасть.
Клод. Да, именно так: пропасть.
Эдме. Но и с этим можно справиться.
Клод. Ты хочешь сказать — отвернуться.
Эдме. Уверяю тебя, неожиданное потрясение, казавшееся таким глубоким, до боли, до крика, — оно вдруг оказывается ничем, ты поражаешься, что готов был поддаться отчаянию… Знаешь, с того дня я много размышляла. Когда внезапно, одна за другой, следуют эти вспышки молнии — надо только прикрыть веки. Надо доверять себе.
Клод. Отлично. Обманывайся, живи иллюзиями. А я не могу.
Эдме. Разве меня можно в этом упрекнуть?.. Скажи! (Молчание. Эдме, с твердостью.) Но ты действительно не имеешь права сомневаться в себе; ты должен быть для всех нас источником силы. Это, если на то пошло, твоя профессия… То, что ты отступаешься — катастрофа для меня. Подумай, что я переживаю в эти минуты. Этот человек — если я не найду в тебе опоры…
Клод (с чувством). Я был убежден, что это прощение (Эдме вздрагивает) было актом милосердия, поступком христианина. Но если я просто бежал скандала и одиночества… И вот теперь, когда ты заставила меня прозреть, — ты кладешь мне ладони на глаза, чтобы я снова погрузился во мрак. Но чего ты хочешь от меня?
Эдме. У меня не хватает сил. Помоги же мне.
Клод. Но не любой ценой. Не ценой лжи. Я не могу. Не хочу.
Долгое молчание.
Эдме (изменившимся голосом). Отлично. По сути ты прав. Нужно взглянуть реальности в лицо.
Клод. Иной возможности не дано.
Эдме. Но только — ты не думаешь, что перед нами встанет множество проблем? Прежде всего, дело касается уже не только нас двоих.
Клод. Ты говоришь об Осмонде?
Эдме. Не только об Осмонде. Этот человек, умирающий… ради чего мы им пожертвовали?
Клод. Довольно.
Эдме. Отвечу за тебя: мы принесли его в жертву нашему эгоизму, нашей трусости. (Эдме готова разрыдаться; она стоит, отвернувшись от Клода, плени ее вздрагивают.) И вот — итог. Я щажу себя не больше, чем тебя.
Клод (словно внезапно очнувшись, резко). Тем не менее я спас вас обоих.
Эдме. Спас? От чего?
Клод. Что бы стало с тобой без меня? Ведь позже он, в свою очередь, изменил бы тебе.
Эдме. Допустим: но чего стоит верность, подобная твоей?
Клод. Он бы заставил тебя страдать.
Эдме. Знаешь, когда доброта — всего лишь профессиональное качество…
Клод. А девочка? У нее был домашний очаг…
Эдме. Очаг!.. кого он грел? Но я тебя понимаю; конечно, перед лицом такого банкротства…
Клод. Нет никакого банкротства. Каковы бы ни были мои слабости, я тот, кем считал себя. Ты можешь сколько угодно пытаться меня уничтожить…
Эдме. Возможно, есть повод доказать это.
Клод. Что доказать?
Эдме. Что ты и в самом деле тот, за кого себя принимал.
Клод. Но отчего в твоих глазах столько злости! Что я тебе сделал?
Эдме. Ты мне ничего не сделал… Ты был ты, я была я, мы поженились. Вот и все. А то, что ты называешь злостью во мне, — видишь ли, двадцать лет страданий…
Клод. Страданий?
Эдме. Я уже не знала сама, как страдала: это забылось. Я это знала лишь вначале, задолго до того, как встретила Мишеля, — когда поняла, что для тебя любовь, по сути…
Клод. Но и той любовью я любил тебя.
Эдме. Нет. В тебе была нетронутая сила, ты ее растратил со мной, как с девкой, но это не была любовь, ты это знаешь. Ну, а твоя любовь к моей душе и прочее… Женщину во мне ты не мог разбудить, ты о ней даже не подозревал.