Осмонда. Никакого тщеславия. В первый и, возможно, единственный раз в моей жизни кто-то думает обо мне, не путая это с мыслями о благолепном домашнем очаге, о чинном, послушном выводке… Мне необходимо жить собственными силами; мысль о том, что придется существовать в наезженной колее, внушает мне ужас; я не уверена, что в моем чувстве есть что-то низменное, что мой выбор — хуже. В такой обыденной, банальной жизни, как наша, — если еще тебе не повезло и ты не верующая…
Клод. Ты воображаешь, что это вопрос везения?
Осмонда. Да, воля здесь бессильна, я пробовала много раз.
Клод (с растущей горечью). Следовательно, я должен принять всерьез этот цинизм, это спокойное бесстыдство! Ты взвешиваешь «за» и «против»… Ничто в тебе и не дрогнет при мысли об оскорблении, которое ты наносишь…
Осмонда. Но это не оскорбление.
Клод. …говоря о нашей банальной жизни…
Осмонда. Жертвы, которых от меня требовали, мне всегда казались издевательскими, унизительными. И ничего, ровным счетом ничего не изменилось с того времени, как меня убеждали отдать бедным приходским детям те из моих праздничных подарков, которыми я дорожила больше всего. А ежедневные «добрые дела», которые должны были заноситься в маленький клеенчатый блокнот?.. Мне претит эта мораль. Признаюсь тебе, что я на краю пропасти…
Клод. Ты забиваешь себе голову худшей литературой!
Осмонда. Литература, папа, это страдания других. Твое огромное преимущество в том, что ты был чужд многих искушений.
Клод (про себя). Это невыносимо.
Осмонда. Однако сама эта привилегия… мне кажется, у нее есть и оборотная сторона.
Клод. И ты тоже!.. (Внезапно.) Теперь — выслушай меня. Ты утверждаешь, что жизнь у нас слишком монотонна, слишком заурядна; что нет задачи, достойной тебя. Так вот — должен вывести тебя из заблуждения, поскольку ты меня к этому вынуждаешь. Прежде всего… наша семья не похожа на другие.
Осмонда. Что ты имеешь в виду?
Клод. Пойми, речь не о том, чтобы судить кого бы то ни было.
Осмонда. У тебя такой несчастный вид!
Клод (про себя). Я не смогу это выдержать.
Осмонда. Есть что-то, касающееся вас, чего я не знаю?
Клод. Я поклялся, что ты никогда этого не узнаешь: и вот теперь… И это случится даже не по моей воле. (Он встает и ходит из угла в угол в сильнейшем возбуждении.) Как меня терзают! Как это все несправедливо!
Осмонда. Чем я тебе терзаю, папа?
Клод. Я хотел бы, чтобы для меня все было кончено.
Осмонда (с горечью). Но ведь ничто не кончается… ни для кого. (Оба замолкают.)
Клод. Я ничего не передал другим, никого не уберег: спрашивается, для чего я жил! Ты уже наполовину развращена.
Осмонда (взволнованно). Нет, папа!
Клод. Да. Только что ты спокойно говорила о неизбежном падении…
Осмонда. Ты можешь этому воспрепятствовать. Прежде всего — доверием ко мне. Ты упомянул о тайне: какой бы она ни была, я хочу ее разделить с тобой.
Клод. Ты не знаешь, о чем просишь.
Осмонда. Я гораздо мужественнее, чем ты думаешь.
Клод. Это потому, что ты ничего не знаешь о жизни. (После мучительного молчания. Резко.) Осмонда, я не отец твой!
Осмонда (оцепенело). Что ты сказал?
Клод. Ты же слышала. Я не отец твой.
Осмонда. Так значит… о, папа, я, наверное, угадываю? Человек, который был у нас в тот вечер… и так странно глядел на меня…
Клод. Да.
Осмонда (с ненавистью). А она!.. О, я ее…
Клод (мягко). Молчи.
Осмонда. Папа! (Она в слезах, Клод обнимает ее.) У меня кружится голова.
Клод. Милая моя, бедная, я прошу у тебя прощения…
Осмонда. Нет, нет…
Клод. Я не должен был тебе этого говорить никогда.