Выбрать главу

Осмонда. Пыль попала.

Г-жа Лемуан. Главное, не три, от этого глаза только больше воспаляются. (Осмонде.) Голубка моя, мама велела тебе сказать, что ты ей очень нужна. Должно быть, это по поводу рождественских покупок.

Осмонда. Мама не нуждается в моих советах. (Отцу.) Уверяю тебя, на это уйдет пять минут. Пока, бабушка… (Уходит.)

Г-жа Лемуан. Угадай, что мне только что сообщила мадам Урсо!

Клод. Откуда мне знать?

Г-жа Лемуан. Тебе собираются в ближайшее время предложить большой приход на правобережье… Шайо.

Клод. Я слышать об этом не хочу, и ты это знаешь.

Г-жа Лемуан. Говорят, что предложение будет сделано в столь лестной форме…

Клод. Я не привык подчиняться чьему бы то ни было давлению. Если я покину улицу д’Алезиа…

Г-жа Лемуан. Так что?..

Клод. Это будет не ради авеню Марсо.

Г-жа Лемуан. Мой дорогой мальчик, не мне давать тебе советы, но я не понимаю, почему ты не хочешь иметь аудиторию, более достойную тебя.

Клод. Дело не в аудитории.

Г-жа Лемуан. Не я одна считаю, что с твоим красноречием…

Клод. Я не ритор.

Г-жа Лемуан. Твой бедный отец всегда говорил: «Наше место там, где мы приносим больше пользы».

Клод. Верно.

Г-жа Лемуан. А еще мне мадам Урсо сейчас сказала — в который раз! — что многих, кто мечтает тебя услышать, отпугивает расстояние.

Клод. Есть трамваи. Метро в пяти минутах.

Г-жа Лемуан. Это те, кому ты особенно нужен, интеллигенция. (Протестующее движение Клода.) Ты ведь знаешь, как людей захлестывает парижская жизнь.

Клод. Время этих господ слишком драгоценно. (Внезапно.) К тому же скоро у меня действительно будет для тебя новость.

Г-жа Лемуан (в возбуждении). Ты возвращаешься к своей диссертации о Меланхтоне… Какое счастье, Клод!

Клод. Вовсе нет; я о другом.

Г-жа Лемуан. Как жаль!

Клод. Речь идет о моей должности. Поскольку я, к сожалению, гораздо меньше, чем ты, уверен в своих данных проповедника, и даже… (Умолкает.)

Г-жа Лемуан. Подумай, что ты говоришь!

Клод (словно с самим собой). С меня достаточно…

Г-жа Лемуан. Я в самом деле боюсь, что Франсис не уделил тебе должного внимания.

Клод. Слишком удобное объяснение… Впрочем, ты права, я болен, болен смертельно.

Г-жа Лемуан. Мой Бог!

Клод. Успокойся — больна только моя совесть.

Г-жа Лемуан. Как ты напугал меня, Клод!.. А ведь я сразу начинаю задыхаться.

Клод. Пусть я сдохну от тоски и отвращения к себе — ну и что, если при этом у меня хорошее пищеварение… Послушай: я только что низко солгал, понимаешь?

Г-жа Лемуан. Пустое; это лишь слова, не сомневаюсь.

Клод. Ну да, лей мне эту целебную настойку… теплую, безвкусную, как тогда, когда мне было десять лет… Ах, мама, я и тебя виню. Тебя тоже!

Г-жа Лемуан. Ты — винишь меня?..

Клод. Сколько ты пролила слез при мысли, что твой сын может стать служащим в конторе, — хотя, вероятно, это все, что мне было нужно!.. Вот список твоих предпочтений, по рангу: на первом месте — пастор, как папа и дедушка, и прадедушка; на втором — педагог, потому что он формирует души: ты была уверена, что будь Эрнест жив, он был бы педагогом; на третьем — врач, поскольку он тоже служит человечеству. Вот — благой вздор, в результате которого я стал тем неудачником, какого ты видишь перед собой.

Г-жа Лемуан. Ты — неудачник?!..

Клод. Как вспомню атмосферу, в которой я вырос… Конек Франсиса — успехи в сочинениях, мой конек — нравственность. Ах, мама, какая гордость блистала в твоих глазах на моих первых выступлениях; и все вокруг говорили: «Франсис — это интеллект, ну, а Клод — это нечто большее, это — совесть». Как знать, не случалось ли мне измышлять какие-нибудь нравственные коллизии, чтобы доставить вам всем удовольствие! Вот… вот что называется формировать душу для служения Богу. А позже! Я уже был на факультете теологии, когда, помнится, меня стало одолевать какое-то беспокойство; я поделился этим с папой. И вот уже другая картина: в своей постели я слышал, как вы проговорили всю ночь; утром за завтраком у тебя были красные глаза, ты смотрела на меня с укором, словно я не ночевал дома. Вот так вы развивали во мне вкус к искренности. Нет, ты видишь, если я потерпел крах, это все же не только моя вина. Тебя шокирует слово «крах» — и тем не менее это беспощадная правда. Я жил на средства, которыми не располагал. Всегда — в кредит. И вот теперь…