Пробка, образовавшаяся неподалеку от нее, остановила взвод гусар. Ими предводительствовал старый капитан, гордо везший под мышкой собственную голову в гусарском кольбаке. Он с трудом сдерживал нетерпение коня. Взбешенный длительной задержкой, он насадил свою голову на кончик сабли и высоко поднял ее, чтобы увидеть, что же происходит впереди.
Изощренная, оглушительная брань привлекла внимание старой девы.
— Тысяча чертей в ступе! — рычал седоусый капитан. — Свиньи обозники прорвались вперед, обогнали гусар! Скажите на милость! Дармоеды! Лежебоки! Сидят на конях, как пешие жандармы! Плевали мы на этих райских обозников! Если так пойдет и дальше — придется уступать дорогу служащим газовой компании! Тысяча чертей Цствертскста!
И все гусары, приподнявшись в стременах, заревели вслед за ним:
— Долой обозных крыс! Прочь, обозная сволочь! К черту, в ад всех обозников!
После чего столь же согласным хором затянули гимн, который воспевал гусарскую доблесть и начинался такими словами:
Девица Борбойе не сомневалась, что перед нею гусары Цствертскстского гарнизона. И в самом деле, теперь она узнала седоусого капитана, ибо нередко видела, как он волочил по тротуарам города свою длинную саблю. Она даже вспомнила, что у капитана была любовница, безнравственная особа, которой он дарил меха и шелковые платья. Старая барышня содрогнулась при мысли, что двери рая открыты для человека, имевшего на земле любовницу. Разглядывая строй гусар, она обнаружила еще несколько знакомых лиц и среди прочих юного лейтенанта, смазливого, как девчонка. Там, внизу, он постоянно развлекался в обществе таких же смазливых молодчиков, и о нем шла странная молва. Девица Борбойе плохо разбиралась в подобных вещах, однако же понимала, что речь идет о чем-то предосудительном, ибо дамы при этом всегда понижали голос. И вот, смотрите пожалуйста, дорога в рай открыта и ему!
Она продолжала разглядывать гусар, как вдруг из ее груди вырвался вопль ужаса и боли. Во всаднике, замыкавшем взвод гусар, она узнала повесу племянника, Бобисласа! Этот шелопай, лишенный сердца и чести, этот проходимец, цинично предававшийся самым низменным порокам, удостоен вознесения в рай, тогда как она, прождав долгие годы, возможно, вообще не попадет туда. Она подумала о своем смиренном, благочестивом житии, молитвах, богогодных делах, и мятежное чувство, закравшееся было в ее сердце, уступило место безнадежной скорби. Тем временем Бобислас увидел тетушку и пустил коня к обочине дороги.
— Эге! — сказал он, — вот и наша грымза!..
«Грымза» — весьма непочтительное польдевское слово, буквально означающее старую… В устах Бобисласа оно звучало не без злорадства.
— Забавно, однако, что мы подохли в одно время, — продолжал он, — как видите, я кончил не так плохо, как вы предрекали! На сей раз мое будущее обеспечено! Вы-то, кажется, не можете этим похвастаться? А?!
Не в силах вынести столь жестокой иронии, девица Борбойе закрыла лицо руками и зарыдала. Тогда Бобислас смилостивился и добродушно добавил:
— Будет реветь! Я не такая скотина, каким кажусь! Попытаюсь выручить вас. Ну-ка, лезьте на мою лошадь!
Затрудняясь его понять, девица Борбойе медлила, но колонна тронулась с места. Бобислас, нагнувшись, поднял старую барышню и посадил на круп коня, позади себя.
— Обнимите меня за талию, прижмитесь покрепче, да не бойтесь показать свои ножки, они никого не ослепят, уверяю вас! Гм… Кстати, что новенького в Цствертсксте?
— Умер нотариус, я только что встретила его здесь…
— Бедняга, ведь я обесчестил его жену. Помните?