Отвечает ли это логическое требование природе окружающего нас мира? Конечно, отвечает, да так и должно быть, ибо в противоречивом случае не могло бы быть никакого соответствия между миром и нашими суждениями о нем. К чему бы могло быть отнесено "А", если бы обозначаемые этим символом философские системы вдруг перестали быть неаристотелевскими или же (что еще парадоксальнее) в одно и то же время обладали и не обладали свойством не быть аристотелевскими? Ракеты, грибы, розы, мороженое, конечно, все это процессы, но каждый из них представляет собой специфический процесс со своей собственной природой и историей. Каждый из них есть только, то, что он есть, и не есть что-то другое. В этом и состоит смысл закона тождества. Пусть семантики попробуют дать ему другое толкование.
Не с большим успехом нападают семантики и на закон противоречия.
Противоречащие суждения – это всегда парные суждения. Таковыми являются любые два суждения, которые не могут одновременно быть оба истинными и не могут одновременно быть оба ложными. Примером могут служить суждения: "В моем саду нет ни куста роз" и "В моем саду есть по крайней мере один куст роз". Эти суждения не могут быть истинными вместе. Но одно из них должно быть истинным, ибо если ложно, что в моем саду нет ни одного куста роз, то там должен быть по крайней мере один куст роз, а если ложно, что в моем саду есть по крайней мере один куст роз, то там не может быть ни одного куста роз.
Нападать на закон противоречия можно было бы путем отрицания факта существования таких пар суждений. Но в таком случае во что превратились бы доводы Кожибского и Чейза? Оба нападают на определенную теорию, именуемую ими аристотелевской. Эта теория, по их мнению, ложна. Но вот предположим, кто-то утверждает, что эта теория истинна. Кожибскому и Чейзу придется отрицать это утверждение, но если закон противоречия не имеет силы, их самые титанические усилия окажутся тщетными. Они могут громоздить довод за доводом в пользу утверждения "Эта теория ложна"; но, пока утверждение "Эта теория ложна" не будет действительно противоречить утверждению "Эта теория истинна", Кожибский и Чейз будут только зря изводить чернила. Если невозможно противоречие, невозможно и отрицание, нельзя будет даже отрицать, что отрицание возможно.
Но, может быть, Чейз и Кожибский хотят сказать другое. Они любят различать между тем, что возможно в отношении слов и что возможно в отношении вещей. Они могли бы сказать, что наличие противоречий в языке не мешает им отсутствовать в реальности, т.е. что в пространственно-временном мире нет ситуаций, которые исключали бы другие. Я не нахожу этот взгляд легким для понимания. В пространственно-временном мире всякая ситуация самим фактом своего существования отрицает любую ситуацию, которая могла бы иметь место, но которой нет. Скажем, вы являетесь студентом-очником университета х в 1945/46 учебном году. Такое положение вещей исключает ваше студенчество в этом учебном году в любом другом университете, как и ваше полное отсутствие в числе студентов. Утверждение "Вы студент-очник университета х в 1945/46 учебном году" отражает действительный объективный факт. Утверждение "Вы не студент-очник университета х в 1945/46 учебном году" говорит об исключенной возможности. Противоречие между утверждениями правильно отражает несовместимость фактов.
Памятуя об этом, мы можем перейти к обсуждению закона исключенного третьего, который вызывает у семантиков особую ярость. Этот закон касается второго аспекта отношений между противоречащими суждениями, а именно того, что они не могут быть оба ложными одновременно, т.е. одно из них должно быть истинным. Во всех подобных случаях вы сталкиваетесь с альтернативой; не может быть и того и другого, должно быть только одно и не может быть ничего третьего.
Итак, одно из двух:
или: Аристотель повинен во всех ошибках, которые ему приписывают,
или: Аристотель не повинен во всех ошибках, которые ему приписывают.