Поняла — ли она урок, который он ей преподал?
Поняла.
Аккерман был уверен в этом.
Потому что Картрайт всё прекрасно понимает.
Но, — Аккерман с легким отчаянием хмыкнул в пустоту — она все равно его ненавидит. Потому что он указал на её недостаток. Потому что он унизил её.
Он научил её тому, чему научился сам.
А дальше как пойдёт.
Простит — хорошо, не простит — плевать.
«Не плевать» раздалось внутри. Аккерман проигнорировал это.
«Не простит — плевать».
Леви зашёл в свою комнату. Темно, чисто, пусто. Всё, как он любит. Все так, как и должно быть.
Но только в мысленное описание своей спальни он невольно добавил ещё один момент.
Одиноко.
Момент, который преследует его всю свою жизнь, что постоянно старается сделать его таким. Одиноким.
Аккерман садится на кресло и пустым взглядом обводит комнату.
Пустую, как на его душе. Пустую, как его жизнь. В голове проплывали моменты из его жизни в подземном городе. Это было так давно.
Забавная встреча с Фарланом и не менее удивительная встреча с Изабель.
А будь они живы, где бы они были сейчас? Все там же, в разведкорпусе?
Или же они стали бы такими же сильными, как и он, и тоже перешли бы сюда?
А если и нет, то, однозначно, нашли бы место и легионе разведки.
Фарлан, наверное, стал бы таким же умным и рассудительным, как Эрвин. Стал бы капитаном. Набрал бы опытных людей. Серьезный парень вырос бы в серьезного мужчину, остриг бы, наконец, волосы и стал бы невероятно схожим с Эрвином как внешностью, так и характером. Кто знает, может быть, в своё время он стал бы командующим разведкорпусом.
Изабель уже не была бы таким гиперактивным ребенком. Какой бы была она, если бы пережила свой первый бой? Из непоседы она выросла бы в добрую, но невероятно сильную и серьезную женщину. Капитаном она вряд-ли бы стала. Хотя, кто знает…
Сейчас они, возможно, пили бы вместе чай и обсуждали новых солдат…
А Оруо Бозард? А Петра? А Гюнтер и Эрд?
Они ведь, невероятно сильные бойцы, тоже могли бы ещё повзрослеть и измениться.
Но рассуждать и на эту тему стало как-то…больно.
Стук в дверь.
Леви от неожиданности дёрнулся. Кому это он понадобился в десять часов вечера? Аккерман, лениво вздохнул и встал с кресла.
Подойдя к двери, он вдруг подумал, а может быть сказать гостю, что он сейчас занят. Потом, правда, Леви вспомнил, что он в спальне.
Чем может быть занят одинокий мужчина в своей спальне?
Аккерман открыл дверь и встретился с серьезным взглядом темно-зелёных глаз.
— Картрайт? — Аккерман выгнул бровь дугой и посмотрел на девушку сверху вниз, вздёрнув подбородок. И, хоть в её глазах было откровенное презрение, Леви знал, что на душе у Юэлы гораздо больше чувств.
— Зачем, сэр? — тон её был громче, чем обычно.
— Зачем, Картрайт, что? — ехидно съязвил Аккерман, отделяя каждое слово, и делая ударение на последнее. — Зачем избил тебя прилюдно, унизив твою чрезмерную гордость, или принял тебя в свой отряд? Или же зачем я открыл тебе сейчас дверь? Поверь, я тоже задаю себе последний вопрос.
Он не мог позволить себе быть таким, и тем более выказывать раздражение. Но сейчас он не мог сдержать эту тираду. Её взгляд, так смело смотрящий в его глаза. Её дерзость. Её ненависть и обида.
Они выбешивали и его тоже, и из-за своей слабости он злился прежде всего на себя. Потому что, как бы его не раздражал человек, Леви всегда мог поставить его на место обычной фразой или колкостью. Или своим спокойствием выбесить его. Сейчас он понял, что сделать этого не сможет.
Потому что это гребаное спокойствие он потерял.
— Первое и второе. Третий вопрос продолжайте задавать себе сами, мне без разницы, — нагло спросила Картрайт, бесстрашно уставившись ему в глаза.
Леви сжал челюсть. Ему надо успокоиться. Как только Картрайт поймёт, что выводит его, ей ничего не будет стоит взять над ним верх. Он шумно вздохнул.
— Картрайт, я взял тебя в команду потому, что ты подходишь по всем параметрам, как я тебе уже говорил, и потому, что могу тебе доверять. Всё. Что ты там ещё себе понапридумывала, я не знаю.
— Вы никогда не принимали женщин в свои ряды, — грубо отозвалась Юэла.
Леви ругнулся про себя. Она действительно надумала себе какой-то подтекст его решению.
— Потому что до тебя ни одна женщина не была достойна этого, — к удивлению Леви, эти слова дались ему с трудом, несмотря на то, что были чистой правдой. Ему было отвратительно говорить об этом сейчас, хотя он признавал её силу.
В нём тоже просыпалось то подростковое желание унизить высокие качества другого человека из-за личной неприязни к нему.
— Вы сказали, что я слишком слаба физически для вашего отряда, сэр, — не отступала Юэла. Леви начал глубже, шумнее дышать. Ещё чуть-чуть, и его голос сорвётся на крик. Уже начал срываться. Он слышал, как он стал громче, но контролировать это не мог. Словно ни эмоции, ни голос ему не принадлежали. Картрайт же все понимает. Она не тупая. Чего она добивается?
Почему его это так выводит?
— Ну и что? Ты думаешь в моём отряде все идеальные? Коул не так ловок, как хотелось бы, а Ален не так умён. Роберт неуклюжий.
Юэла тоже сжала челюсть, и последние остатки сдержанности и терпения испарились. Все клокотало внутри. Вмиг она сделала надменное и наглое выражение лица и спокойно съязвила, забыв про запреты и правила:
— Один вы такой идеальный, — слово «сэр» она специально не добавила. Она была уверена, что ей за это влетит. Когда Леви отойдёт от шока, её сотрут в порошок.
Это заявление поставило Аккермана в тупик. Юэла, конечно, хотела этим его взбесить. А вместо этого открыла глаза на его недостаток. Снова…заставила вспомнить о забытых сомнениях.
А может быть вместо того, чтобы учить всех, как им жить дальше, он лучше взглянет на самого себя? Снова….
Юэла задела его гордость. Его убеждение в том, что он поступает правильно. Он такой же, как и она. Не лучше. Всю жизнь все боготворили его, восхищались, восхваляли его таланты, и даже Эрвин не мог указать ему на его явные недостатки. Потому что Аккерман — важнейший борец человечества.
Но он никогда не слушал их восхищений. То есть думал, что не слушал. На деле же, именно сейчас, он понял, как это было важно для него…казаться идеальным, когда внутри столько сомнений.
Тоже самое и с ней. Никто не мог вылить на неё ведро грязи, потому что для всех она была героем.
И эти два совершенства встречают друг друга и в один момент указывают на общую неидеальность. И оба вспоминают о своих переживаниях.
Два человека с одним и тем же недостатком, гордостью, преподают друг другу урок.
Наверное, она единственная, кто когда-нибудь скажет ему о том, что была лучшего мнения об его лидерских качествах…
Словно всё это время они верили в то, что хотя бы внешне прекрасны, пока не посмотрели в зеркало впервые в жизни. Ну разве не смешно.
Он думал, что более смирный, чем она. Нет. Он такой же. Он пытался искоренить в ней то, чего сам в себе не может.
Юэла испытательно смотрела на него. Прямо в глаза. Прямо в душу.
Единственный критерий, по которому он выше, это звание.
Осознание её правоты не усмирило его пыл. Наоборот.
— Почему тогда вы так жестоко обошлись со мной сегодня? — спросила Юэла.
— Ааа, — злорадно протянул Леви. Он не мог больше скрыть злого тона в голосе. — Уязвленная гордость, да?