— Картрайт, ты слышала, передай назад, — сказал Аккерман громко, вполоборота поворачивая голову на девушку.
— Есть, сэр, — отозвалась Юэла и, обернувшись, передала новость Коулу.
— Картрайт? — шепот пробежал теперь по рядам публики.
— А-а-а, та самая Картрайт, — гадко выплюнул какой-то толстый мужчина.
В этот момент Леви как будто почувствовал напряжение Юэлы, и против своей воли напрягся сам.
Сейчас начнётся…
— Сначала всех своих подчинённых угробила, а теперь припёрлась сюда, гробить лучших воинов. Недолго осталось командиру Аккерману, — кряхтел он, отвратительно растягивая слова и хмыкая после каждого предложения.
Где-то злобно засмеялись.
Леви бросил на него убийственный взгляд.
«Заткнись!» кричало внутри громким басом. Ему не хотелось потом смотреть на то, как она молча ходит по коридорам их штаба, и вспоминает бред какого-то пьяницы, принимая это слишком близко к сердцу. Не хотелось винить себя за её состояние. Она бы, конечно, не обременила его своей болью, но Леви сам сделал бы это.
Ему хотелось защитить всех солдат от этого, и её в том числе. От очередного срыва, очередного приступа новых, тяжёлых раздумий.
Он устал от того, чего не может изменить. На что не может повлиять. Не в его власти отгородить подчинённых от эмоционального давления.
Ведь он сам, хоть и не показывает, страдает из-за всего этого. Он привык скрывать все от других, но он не может скрыть всего от себя.
— Смотрите-ка на неё! — не унимался пьяница. — Умирайте все за неё, ей насрать. Брата и друзей похоронила, и как ни в чём не бывало сидит тут на лошади, как на грёбаном троне, а мы тут голодаем!
Он уже кричал, срывая горло на совершенно несвязанные друг с другом фразы. Он вымещал злость на неё, когда она распространялась на всех воинов сразу.
А Леви ведь тоже когда-то вымещал на неё свою злобу на себя. А теперь пытается защитить её от этого. У Картрайт способность появляться не в том месте не в то время.
Слёзы и крик узлом завязывались где-то под горлом, но Юэла не могла сдаться и выплеснуть их. Она делала вид, что не слушала, хотя дураку понятно, что она всё слышит.
Но с каждым его словом становилось всё больнее.
Этот жердяй ведь был прав.
Она убила всех их. Ради нее пожертвовал своими жизнями её отряд. Она не смогла спасти своего брата и подруг. Она не смогла убить Кенни Аккермана, прежде чем он выстрелил в Эмина. Это была страшная, грубая правда.
Боль, обида, злость на саму себя. Они возвращались. Снова. Мужчина не унимался, говорил всё большие оскорбления.
Леви обернулся на неё, стараясь больше не слышать того пьяницу, которого пытались оттолкнуть уже простые люди.
Юэла спокойно подняла взгляд на него. В них читалась едва скрываемая мольба о помощи.
А что он мог сделать? Тем более на виду у всех.
Девушка быстро опустила взгляд, будто тоже поняв это. Оставалось лишь мириться с этими словами.
Мужик захлебывался от злости.
— Бесчувственные овцы! А ты просто проклята! И всё, к чему ты прикасаешься, умирает!
Эти слова были апогеем…
Апогеем терпения всех троих.
И пьяницы, и Юэлы, которая забыв о притворстве, резко обернулась на того, …и Аккермана.
— Закрой рот! — грубо бросил Леви в сторону пьяницы. Минутная тишина.
Все смотрели на него.
Юэла со страхом уставилась на командира. Что он делает? Пользуясь моментом, она глубоко вздохнула, пытаясь усмирить бушующие эмоции.
— Сэр, не надо, — тихо прошептала она. Леви не расслышал.
Он продолжал:
— Ты и понятия не имеешь, о чём говоришь! — голос его звучал ровно, но громко.
Пьяница, казалось, сжался в комочек от оказанного на него давления, а Леви тем временем повернул своего коня и, выйдя из строя, направился к мужчине.
— Мы не призываем никого умирать за нас. Мы сами бросаемся на смерть. А те, кто погиб сами выбрали свой путь. Они погибают за всех вас, за таких как ты, а не за нас. Так что закрой свою пасть, — Юэла слышала в голосе командира Аккермана кипящую злость. Бурлящую, клокочущую лаву отвращения и крайнего раздражения. — Мы все жертвуем жизнями, чтобы до таких как ты не добралась угроза. Все мы, и живые и мертвые пытались и будем пытаться сделать хоть что-то во имя человечества, а что делаешь ты?
Он защищал не её.
Слова, которые предназначены для неё, задели и его тоже.
Он ведь такой же. И всё-таки Юэла была благодарна ему за то, что он заставил того петуха заткнуться.
«Спасибо, Леви» сказала она про себя.
— Может быть вы и не призываете, но почему вы верите ей? — подал голос ещё один смельчак за спиной поникшего пьяницы. Вновь взрыв в груди. И кто же такой умный?
Леви перевёл на него взгляд. Прыщавый молодой человек крайне отвратительной наружности.
И внутренность у него не лучше.
Леви глубоко вздохнул, мысленно заставляя себя не терять терпения.
— Я верю человеку, которого знаю, — сохранить самообладания не удалось. Голос все равно стал громче, и уже полностью выдавал злость и недовольство. — Человеку, которым восхищаюсь и которого уважаю.
Звенящая тишина.
Прыщавый парень с недоверием перевёл взгляд на Юэлу.
— Как знаете, командующий Аккерман, — желчно прохрипел он и отвернулся.
Леви же повернулся к своим солдатам.
Те с уважением смотрели на Юэлу. Конечно. Если кто-то получал его уважение, то сразу же становился чемпионом в глазах других. Она была героем, и никто не спорил с этим.
Даже те, кто ненавидел её, признавали её заслуги, хоть и не доверяли ей.
А в её глазах читалась искренняя, почти трогательная благодарность. Она не могла сейчас сказать ему «спасибо», но этого и не надо.
Он видел её признательность.
«Я верю человеку, которого знаю… Человеку, которым восхищаюсь и которого уважаю…»
Слова, которые нежданно для самой Юэлы стали невероятно много значить для неё. Леви знал, что именно эти слова нужны ей. Но почему он сказал ей об этом только сейчас? Тем более при всех?
— Мам! Мам! — детский, девичий голос вдруг раздался слева от неё. Девушка инстинктивно повернула голову. Какая-то маленькая девочка тянула свою маму за рукав и показывала прямо на Юэлу. — Это правда Юэла Картрайт? Та самая, о которой ты мне рассказывала?
Юэла завороженно смотрела на девочку. Её мама села на корточки рядом с ней и невероятно нежным голосом, который, как казалось Юэле, бывал только у матерей при обращении к своему ребёнку, рассмеялась и ответила:
— Да, это она, — тогда взгляд девочки просветлел и наполнился волнительным восхищением, как будто перед ней был не обычный солдат, а русалка.
— Препятствие устранено! Отправляемся! — крикнул кто-то спереди. Шествие возобновилось.
— Ты мой герой! — крикнула маленькая девочка вслед уходящей Юэле. Глаза девушки начало покалывать от сдерживаемых слёз.
Эти слова маленького ребёнка для Юэлы были намного важнее, чем слова какого-то пьяницы.
И даже важнее, чем слова её командира.
И чувство необъяснимой радости, эйфории, взлетели в истерзанной душе.
***
— Командир? — парад был окончен, и теперь солдаты загоняли своих лошадей обратно в стойла. Юэла подкралась как всегда незаметно и бесшумно. Леви обернулся. Чувство дежавю хохотнуло в душе. Когда-то она уже появлялась таким же образом за его спиной. Аккерман знал, что сейчас будет. Он мог бы спокойно сказать ей, что не стоит благодарности. Но почему-то ему захотелось выслушать её, даже если она скажет короткое «спасибо».