Капитан согласился. Мечников и с ним еще двое солдат забрались в кузов машины и уехали в тыл. Товарищи проводили их шутками и улыбками.
Хозяйственный пункт батальона расположился за высоткой, у ручья. Если бы не костер, его, пожалуй, и не найти. Костер плескался красный и яркий. Дыма не было видно: сразу над огнем он смешивался с густыми сумерками.
Мечников помогал повару мыть котлы походной кухни. Старшина Рябов, находившийся поблизости, как всегда, прислушивался к рассуждениям солдата.
— Здорово это в армии придумано — кухонный наряд. Посадили трех хлопцев: один варит, другой кочегарит, третий картошку чистит. И сразу — порядок. Триста человек могут прийти и поесть за двадцать минут!
— А кто же это первый придумал? — спросил вдруг неожиданно для самого себя старшина.
— Не знаю. Римляне, наверное, они мужики толковые были.
Мечников помолчал, выпрямился, оглянулся, будто искал в темноте старшину. Потом, опять согнувшись, заговорил:
— Придумано, конечно, здорово. Но не кажется ли вам, товарищ старшина, что за две тысячи лет можно было изобрести и еще кое-что более совершенное? Уж и рабство миновало, и феодализм, и капитализм, и даже социализм проходит, а мы все кашу на колеснице варим. Оружие от рогатки до атомной бомбы дошло! А кухня? Уверен, если бы кухню времен Александра Македонского к нашему автомобилю прицепить и утром подвезти ребятам завтрак, никто, наверное, не заметил бы ничего особенного. Нет, очевидно, не родился за эти двадцать веков ни один толковый хозяйственник.
Рябов, понимая, что ответственность за застой в развитии хозяйственной техники ложится не на него, улыбнулся и подумал: «Ну и пронзительный, язви его. Такого подучить — может старшиной роты стать… со временем».
Не подозревая о столь высокой оценке своих способностей, Мечников продолжал:
— А шевельнуть мозгами пора. Вот у нас две машины: в одной продукты, на другой дрова. А кухня на крюке. Ну разве нельзя котлы на машине смонтировать? И вместо дров баллоны с газом приспособить. Вот и была бы автокухня. Моей матери одного баллона на месяц хватает, а здесь двух баллонов на любое учение достаточно.
Из темноты послышался голос:
— Слышь, Мечников, а ты подай рационализаторское предложение, — может, пройдет. Еще и премируют.
— А что, и подам. Вот пригляжусь к службе, пойму основательнее, что к чему, и напишу.
— Не надо. Не пройдет, — медленно растягивая слова, вдруг прогудел повар Мялин.
— Почему? — удивился Мечников.
— Много автомобилей потребуется, — все так же тягуче объяснил повар.
— А сейчас кухня разве сама бегает? Все равно для буксировки машину выделяют.
— Тут другое дело, — не оживляясь даже в споре, произнес Мялин. — Тут она не насовсем. С учений вернется, кухню отцепят, и пошла она то кирпич, то мусор возить. А с котлами куда ее пошлешь?
Мечников не стал возражать. Разговор прервался. Хозвзвод начал укладываться спать. Когда все уже почти заснули, повар вдруг, как и прежде, медленно, не повышая голоса, добавил:
— А к тому же у автомобиля может мотор испортиться. В чем тогда пищу повезешь, в фуражке, что ли? А сейчас один испортился — не страшно, другой подцепит. Нет, зря ты, Мечников, насчет хозяйственников. Один день поработал на кухне и хочешь революцию сделать. Не выйдет. Тут народ тоже кое-что соображает. Не так это все просто.
— Так я же говорил, присмотрюсь, — уже засыпая, прошептал Мечников.
Еще ночь была черным-черна, когда Мечникова осторожно потянули за ногу:
— Вставай. Топить пора.
Мечников с трудом оделся, побрел к кухне.
— Ты что, не ложился? — спросил он повара и заметил, что слова у него тоже растягиваются.
— Ложился…
«Это у него от постоянного недосыпания, — решил Мечников. — Ну и работа, не дай бог!»
Перед утром все затянуло белым туманом, будто над землей вытрясли огромный мешок из-под муки. Туман расстелился над полями, а выше его сиял прозрачно-бирюзовый свет утра. В небе прогудели самолеты. Они шли низко. На крыльях вспыхивали далекие блики солнца. Вдруг Мечников заметил черную точку, которая быстро пересекала небо.
«С самолета что-нибудь выпало или сбросили», — мелькнула мысль. Точка снижалась к лугу, который раскинулся на противоположной стороне ручья. Когда она была уже на середине между землей и самолетом — белым облачком вспыхнул парашют. А из самолета, как картошка из дырявого мешка, посыпались другие черные точки.