Дело было даже не в облике самого существа. В конце концов, Сергей давно уже привык к Сумеречной и далеко не всегда приятной внешности не только Темных, но и некоторых Светлых Иных. Плохо оказалось другое. Буквально через несколько секунд, после того как Муромцев увидел Другого, этот монстр стал с жадностью пожирать самого себя. Начав с короткого, обросшего грубой редкой шерстью хвоста он заглатывал все больше и больше. Чудовище дугой выгибало и без того горбатую спину, на которой от напряжения стала лопаться черная, покрытая какой-то бугристой коростой кожа. Когда острые вершковые клыки вспороли вздутое брюхо Другого, Сергею на мгновение показалось, что он от отвращения вот-вот потеряет сознание.
Спецэмиссар Всемирной Инквизиции стоял пораженный увиденным зрелищем. Едва он успел подумать, чем же все это закончится, как начался второй акт трапезы чудовища. Тварь рожала саму себя. Другой появлялся откуда-то из глубин не только наполовину своего же сожранного брюха, но и из Сумрака. Муромцев хорошо видел, как появился новорожденный. Сначала сгусток кровоточащей плоти, похожий на эмбрион, потом все больше и больше приобретающий законченные формы монстра. Вскоре перед ними в той же позе, что и пару минут назад вновь сидел псевдооборотень, мрачно зыркая в сторону Муромцева красноватыми бельмами глаз и периодически скалясь. Тогда Станислав взял Сергея за рукав и потянул за собой, выводя из ступора: «Все, больше смотреть нечего. Сейчас все начнется заново».
Потрясенный до глубины души Муромцев не оглядываясь, двинулся за Инквизитором, который, как заправский экскурсовод вещал, что они только что наблюдали одного из первых и самых безобидных Других. Из его дальнейшего рассказа Сергей понял, что псевдооборотень, строго говоря, оборотнем не является, а представляет собой самопроизвольную, неконтролируемую трансформацию мага, как Светлого, так и Темного. Причина этой мутации неизвестна. Плотояден. Питается тканями любых живых организмов, до которых может добраться. Ненасытен. В основном обитает в реальном мире, но в Сумраке может находиться сколь угодно долго. Индекс опасности по десятибалльной шкале — три. За единицу принята степень опасности мага первого уровня. Индекс десять — самый высокий. Муромцев слушая Станислава, подумал, что до конца своей жизни не забудет экскурсию по этой кунсткамере. Увиденное им сейчас, просто не может возникнуть ни в каком воспаленном мозгу. Как можно описать неописуемое? И видели ли сами Великие Инквизиторы, почти не вылезающие из комфортабельных Нью-Йоркских кабинетов когда-нибудь тех, кого здесь содержат? Вряд ли. А стоило бы посмотреть. Совершить экскурсию в один единственный барак. Этого было бы вполне достаточно. Все твари были здесь. Огромные, чем-то напоминающие медведей гомофилы, пожирающие исключительно людей, причем, никогда не покидая при этом Сумрака. Полупрозрачные, похожие больше на привидений крылатые… гарпии, решил Муромцев. Они были опасные непрерывно создаваемой ими зоной абсолютного холода, эффект от которого отчасти был похож на довольно распространенное заклинание «Белого Инея». Сверхвампиры, нежить, которой не требовалось приглашение жертвы, что бы войти к нему в дом. Более того, им не требовался даже физический контакт с человеком. Кровь высасывалась прямо через Сумрак на расстоянии до сотни метров, а иногда и более. Кровососов поэтому держали в обширных залах, не позволяющих им дотянуться своими чарами до охраны и посетителей. На сверхвампиров не действовали обычные заклинания против нежити и удерживали их только с помощью чистой Силы. Эти твари имели индекс опасности семь.
Восьмой и последний имела тварь, не имеющая пока названия. В шутку местные именовали ее «спящая красавица». Дело в том, что ее могли удерживать в заточении, только в сонном состоянии с помощью простого заклинания «Баю-бай». Бодрствуя, она легко проходила все уровни защиты, погружаясь затем глубоко в Сумрак, в его запрещенную зону, откуда выкурить нечисть, было практически невозможно.
Дальше, за обычной металлической клеткой, где дремала до поры «спящая красавица» потянулись помещения с уже менее опасными, но зато гораздо более многочисленными Другими. «И так везде, включая два слоя Сумрака, — не торопясь рассказывал Муромцеву Станислав». Примерно через час Сергей решил, что хватит. У него уже в глазах рябило от увиденного.
Часом позже, в тесном номере гостиницы, расположенной здесь же внутри спецрайона, немного успокоившись и, вновь обретя возможность трезво мыслить, Муромцев снова и снова перебирал в памяти наиболее яркие впечатления этого суетного и длинного дня. Особенно не понравилась ему человеческая разновидность псевдооборотня. Она, эта самая разновидность, в отличие от псовой формы, не закусывала сама собой, а все время и днем и ночью дико выплясывала какой-то замысловатый болезненный танец. Большие, как у гидроцефалов, распухшие бугорчатые и совсем без волос головы. Непропорционально длинные худые передние конечности. Руками назвать эти отростки, торчащие из не менее безобразного туловища, у Сергея язык не поворачивался. Ноги наоборот были слишком коротки, с огромными, не меньше пятидесятого размера, плоскостопыми ступнями, заканчивающимися распухшими и от этого торчащими в разные стороны, словно надутыми изнутри пальцами. Эту несказанно бодрящую воображение картину, довершали огромный в пол-лица рот, усеянный редкими треугольными зубами и маленькие, не больше горошины наглые желтоватые глазки. Эти зрительные отверстия обрамляли не ресницы, а небольшие жировые наросты. Наверное, так мог выглядеть тот самый знаменитый Бука, которым в детстве родители пугают непослушных детей. Вот придет Бука и заберет тебя! Будешь плакать — отдам тебя Буке! И приходил и забирал. Потому что настоящий Бука из блока номер два тоже питался исключительно детьми, причем не старше десяти — двенадцати лет.