— Да, — коротко ответил Шатилов и, боясь, что больше не сумеет на эту тему лгать, сейчас же сказал. — Знаете что, пойдёмте мы наверх. Море утихло, воздух хороший, тепло, вам там лучше будет.
— Если вы советуете, — буду слушаться.
Яков Константинович сел на постели и всё ещё дрожавшими руками стал завязывать галстук, а потом долго не мог попасть в рукав пиджака.
На палубе сели рядом. Пароход шёл уже совсем плавно. Винт не хлопал торопливо по воде, а угрюмо гудел своё бук… бук… бук… Почти все пассажиры были наверху. Опускавшееся в море солнце осветило весь фиолетовый Аю-Даг. На душе у Шатилова было тяжело. Ему представлялось, как через несколько месяцев его сосед будет лежать в гробу с восковыми, сложенными на груди руками. Потом, как он сам приедет в Феодосию, увидит брата Димитрия, который наверное постарел, будет с ним жить целых десять дней и ни разу не заговорит ни о деньгах, ни о разделе. Как он вернётся домой, и ему сейчас же нужно будет бежать искать взаймы сорок рублей, чтобы заплатить за квартиру, и жена ему скажет: «Вот человек, вот человек!..»
1903