Мело неделю, потом небо очистилось и выглянуло солнце. Вершины сопок как будто стали ещё выше. ПоЯвились признаки цинги. Всё чаще встречались мундштуки
note 29
папирос с багровыми пятнами, как от губной помады.
Первым в бараке заболел Самсонов. У него кровоточили дёсны. Он совсем обленился.
В воскресенье спали долго. В окна проглядывал голубой чистый свет. Белоглазов поднялся, затопил печь и разбинтовал ногу. Ногти сошли, пальцы затягивались красноватой кожицей, а большой оставался чёрным. Ходить было трудно. Он надевал пыжиковые носки Колосова и с трудом передвигался по бараку. В нём просыпался невольный страх.
Надо было заниматься прибором, провести опыты с промывкой песков, чтобы определить нужный уклон шлюза. Да и весна приближалась. Возможно, предстояло пойти в поисковую партию. А он тут возится с ногой. А если ещё прихватит цинга? С его почти постельным режимом это немудрено.
Резать, и всё. Но кто это сделает? Краснов обещал привезти какого-то врача. Но возьмётся ли ещё? Пропал сон, Анатолий нервничал, подолгу смотрел на ногу и растерянно щурил глаза.
Проснулся Колосов и начал тормошить Самсонова.
— Валерка, вставай! Ты что, действительно хочешь, чтобы тебя скрутила цинга?
— Брат Юрка, ты никогда не догадаешься, чего я хочу,— донёсся из тулупа глухой, безразличный голос.— Никогда. Ты слишком ограничен. Лучше отстань.
— Говори. Так и быть, услужу, только поднимайся.
— Есть услуги, которые не забываются. Сделай любезность, устрой,— проговорил Самсонов с насторожившей всех серьёзностью.
— Не морочь голову, говори.
— Попроси Игорька, пусть он отдубасит тебя так, чтобы я зарыдал от сострадания.
— Положим, попрошу, но что это тебе даст?
— Удовлетворение. Ты больше не потянешь меня за собой, А ещё мне хочется проснуться в Москве.
— Неужели это всё, на что ты способен?
Тот повернулся на другой бок и уже сонно промычал:
— К сожалению, человек способен только брать неограниченно, а даёт не больше того, что имеет.
С Валеркой творилось что-то неладное. Беспечный увалень и добряк начинал задумываться о Москве. Колосов вскочил. Под левой коленкой резанула острая боль и, прокатившись по сухожилию, затихла. Он задрал штанину и посмотрел. Нет, внешне всё было нормально, да и боль быстро прошла.
У барака остановилась подвода, и вошёл разрумянившийся от мороза Краснов.
— Принимайте гостей. Больным приготовиться!— шутливо проговорил он, переступая порог. За ним вошла женщина в собачьей шубе, в шапке, закутанная до глаз шарфом.
— Доктор? — обрадованно поднялся Белоглазов.— Спасибо, Михаил Степанович. А я уже затосковал.
— Ну как же? Обещал, вот и привёз.— Краснов снял полушубок и, лукаво посмеиваясь, сел к столу. Врач, оставшись в одной меховой безрукавке, повернулась к ним лицом.
— Нина Ивановна! — заорал Колосов ошалело.— Не ожидал!
— Ну хватит, хватит меня крутить, я всё же не куль с солью. Дай поздороваться с Толей.
— Юрка, не задуши доктора. А то и верно, облапил, как медведь,— улыбнулся Краснов.
Колосов спохватился.
— Простите, Нина Ивановна, наверное, сделал больно? Это от полноты чувств.— Он виновато замолчал.
— Мальчишка! Всё такой же сумасшедший. Вот и встретились. Ну, дайте на вас посмотреть. Да какие вы взрослые! Совсем мужчины. Встретишь на улице и, пожалуй, не узнаешь.
Колосову не терпелось услышать о Вале, но Нина Ивановна говорила только о себе. Он смотрел на неё вопросительно, а она, как бы не понимая, ни разу не упомЯнула её имя. Тогда Юрий не выдержал и, сделав весёлое лицо, безразлично спросил:
— Как там наша Валька? Собирается приехать на прииск?
Нина сразу стала озабоченной.
— Ну хватит, сейчас я только врач. Показывай, Анатолий, свОю ногу!
Юрку ошеломила её резкость. Он понял, что ей нечего сказать о Вале. К горлу подкатился комок. Чтобы не выдать волнения, он схватил пустое ведро и выбежал за снегом.
Валька! Валька! Неужели всё это было ложью? И прощание, и поцелуи, и слёзы? Тогда для чего это было нужно? Для чего? — спрашивал он себя и снова видел слёзы в её глазах. Нет, эти глаза не могут лгать. Пусть там что-то произошло, но он будет верен своему слову, пока не встретится и не переговорит лично.
Нина осматривала ноги Белоглазова.
— И вы считаете, это надолго? — беспокоился Толька.