— Пойдём!
Краснов спустился в твиндек (дэ).
— Товарищ секретарь, уже воротит! Скоро треснем от этой трески,— роптали за столом. Краснов засмеялся:
— Воротит от рыбы? Не рановато? А может быть, плохо приготовлена? Придётся попробовать.—Он взял у Колосова тарелку, дал свой жетон и, получив ужин, уселся за стол.— Жаренная на постном масле? Неплохо. Мы ведь, комсомольцы двадцатых годов, начали строить Советскую республику на ржавой селёдке. А теперь жареная треска, да ещё с пшеном,— говорил он, посмеиваясь и обсасывая кости,— Побольше бы её на Среднекан, вот бы радовались горнЯки. Так что, друзья, кто успел испортить желудки поджарками, оставайтесь лучше в Магадане.
– Если бы не солёная, она бы Ещё ничего,— пробурчал смущённый голос с конца стола.
— Солёная? Без соли куда хуже. У нас на приисках бывает и так…— Похваливая ужин, он начал рассказывать, как приходилось горнЯкам есть и без соли.
— Питаясь в салоне и наслаждаясь удобствами каюты, можно баснями приправить и плохую еду. Благо, язык без костей,— заметил Поплавский.
— В салоне? — засмеялся Краснов.— Котёл-то один. Разве что заносят рыбу головой вперёд. Хотя я этого не замечал.— Он посмотрел на Поплавского и неожиданно предложил:— Вы хотели бы питаться в кают-компании? Пожалуйста. Вот мой пропуск и жетоны, а я предпочитаю здесь. Заодно можете перебраться в наше общежитие на мою койку. В тайге я соскучился по жизнерадостному коллективу.— И Краснов тут же выложил на стол свой пропуск и жетоны.
— Что же, я человек не гордый, пожалуйста. Нас этим не удивишь. Мы сами нахалы,— не сму-щаясь согласился Поплавский и принЯлся укладывать вещи.
Белоглазов любовно рассматривал владивостокские образцы, обтирал их носовым платком, приклеивал этикетки, раскладывал на простыне, делая заметки в записной книжке. Увлечённый своим занятием, он не слышал, как подошла Лиденька. Навалившись на него, она через плечо стала рассматривать кусок кварца. Очки Тольки сползли на ухо и упали. Он сжался и, шаря рукой по простыне, робко проговорил:
— Вы не находите, что через меня смотреть неудобно? Может быть, вы подойдёте со стороны?
— Почему неудобно? — засмеялась она и тихо шепнула:— Мне так нравятся ваши булыжники и вы.
После того как Лиденька преподнесла Белоглазову ветку сирени, она не то в шутку, не то всерьёз стала интересоваться геологией и довольно решительно ухаживать за ним, посмеиваться над его неловкостью.
Толька наконец разыскал очки и, надев их, осторожно обернулся.
— Лидия, если вам и удобно, то я для себя этого не нахожу.
— А что я сделала? Подумаешь.— Она выпрямилась.—Сидит, как колдун, над своими камнями — и не притронься. Да и сам как булыжник.—Она дёрнула за угол простыни, перемешав всю коллекцию.
Лицо Тольки вытЯнулось, губы сжались.
— Лялина, уйдите! В дальнейшем рекомендую с булыжниками знакомиться на мостовой.
Лиденька, расстроенная, выбежала из трюма.
— Толька! Краснов ждёт нас в каюте парторга,— крикнул Колосов, перегнувшись через перила.
Белоглазов поднялся на палубу и попал в объятия Юрия, который сразу стал допытываться:
— Что это с такой поспешностью Лиденька из трюма выскочила?
— Кто бы мог подумать, что любовная лодка разобьётся о простой булыжник? Ну ладно, пошли,— уклонился Толька от дальнейших объяснений.
Валю и Матвееву они нагнали у каюты парторга. Краснов разговаривал с группой ребят из первого твиндека (дэ). Когда они вошли, он поднялся и показал на диван.
— Прошу извинить, мы сейчас заканчиваем. Рассаживайтесь. Значит, Краевский организует шахматный турнир, а в итоге проведёт с победителями сеанс одновременной игры на нескольких досках.— Он посмотрел на Могилевского.— За тобой, Миша, струнный оркестр.
— А доски и инструменты? — спросил какой-то парень.
— Это уже моя забота. А теперь давайте договоримся о самодеятельности,— кивнул он в сторону Матвеевой и, поднявшись, открыл иллюминатор. Ветер подхватил со стола исписанные листы бумаги и разметал их по полу. Колосов и Краевский одновременно наклонились и стукнулись головами.
— Как, выдержала? Для знакомства неплохо. Значит, сойдёмся,— схватился за голову Краевский.
— Если твоя выдержала, то о моей и спрашивать нечего. Тебя я уже знаю. Слышал, как ты отчитывал эту красивую мещаночку.
— Женю,— подсказал Игорь,— Странная. Будто все эти годы пролежала в мамашином сундуке с салопами и кружевами.