Утром проходила генеральная поверка, присутствовало всё начальство. Прошёл снегопад. Очевидно, было неблагополучно с учётом.
Дважды проводили перекличку. Несколько раз староста и начальник оперотдела с кипой личных дел ходили в палатки больных, выкрикивая фамилии. Наконец начальник перехватил шпагатом оставшиеся формуляры и передал лагерному лекпому.
— Этих оформишь через санчасть в архив, — шепнул он и ушёл.
Староста повёл колонну к проходной.
Анатолий шёл позади старика. Дорога тянулась по руслу речки. Потом сворачивала по ключу, на котором велись горные работы. Широкая полоса льда уходила вниз по долине.
Передние ряды повернули в устье ключа на снежную дорогу. Бригада Кротова уже подходила к забоям. Вдруг старик сбросил бушлат, шапку, одёрнул гимнастерку и, не оглядываясь, спросил:
— Ты слышишь меня, инженер?
— Да, комдив.
— Тебе донести правду! Тебе! Ну, будь здоров. Кланяйся бригадиру. Прощайте, товарищи! — крикнул он и стал уходить по льду в сторону. Колонна остановилась без команды.
Конвой не сразу понял, в чем дело: неожиданно остановилась колонна, человек в военной гимнастерке, с обнажённой головой уходил по льду в сторону.
Напряжённую тишину пронзил крик Тагирова:
— Это он! Старик! Стой, стой! Стрелят буду!
— Охрана, в готовность! Колонна, ложись!.. — неслись крики конвоя.
Сопровождавший колонну капитан выхватил пистолет.
— Куда? Стой! Конвой, на прицел!
— Я чист перед Родиной. Пусть слышат Её сыны и враги! И это придётся вам записать в донесении, капитан! — отчётливо произнес Русинов, не останавливаясь.
Белоглазов лежал в снегу, уткнувшись лицом в рукавицы, и с силой сжимал виски. Видеть и слышать дальнейшее не было сил…
Анатолий бы потрясён. Отчаяние било в набат. Сверлила мысль: надо уйти из забоя, но не так, как старик. Надо жить.
Вечером из лагпункта увозили группу актированных инвалидов. А что Если?.. Он уже думал об этом всю предыдущую ночь, но всё, что приходило в голову, было мучительным или грозило осложнениями.
Он размышлял о том же, снова и снова шагая в забой. Кротова не было, да и вряд ли он вернётся.
Вытоптанная ногами колея походила на желобок. По сторонам Ещё белел снег, а ниже уже синел лёд. Он обратил внимание на серые пятна, выступившие на льду.
Какой-то мужчина вдруг наклонился и, поправляя голенища бурок, отстал от своего ряда. Нагоняя, он побежал по обочине и наступил несколько раз левой ногой на серые пятна. Оставленные следы сразу же заполнила наледь.
— А-аа… — протянул Анатолий. — А что? Это неплохая мысль…
Но пока он решал, снова заблестел зеленоватый ледок. Да и в памяти сохранилась мучительная боль после обмораживания на Среднекане.
Выше по забою, под сопками, нарезали новые шахты. Высокими конусами чернели над леском поднятые пески. Скипы террикоников поднимали породу и с грохотом скатывались обратно по рельсам.
Тут, пожалуй, можно быстрей и точней… Лучшего и не придумаешь.
Приняв такое решение, Анатолий сразу успокоился. Пройти к шахтам было нетрудно.
Краснов открыл дверку «эмки» и нажал на сигнал. Водитель Пегов закрыл капот и повернул голову.
— Вы что, сами за баранку?
— Да, Саша. Ты пойди в машину Александра Дмитриевича, а мы тут с ним кое о чем посоветуемся.
Краснов сел за руль и позвал секретаря парткома. Батов подобрал полы тулупа и тяжело плюхнулся на сиденье. Краснов ещё раз оглянулся на Магадан.
— Вот и вырос город. Чем плох?
— Когда-нибудь будет хорошим, — неопределённо ответил Батов и, откинув высокий воротник, посмотрел на часы, — Скоро рассвет. Часикам к четырём доскрипим?
— А может, махнём по пути на прииски? Надо хоть раз обскакать Павлова, — засмеялся Краснов, включая передачу.
На аэродроме трещали трактора, таская за собой тяжёлые катки. По дороге прошла колонна солдат. В конце поля чернел силуэт самолета. По узкоколейной дороге тащился паровозик с несколькими платформами, загруженными дровами. Батов тяжело вздохнул и посмотрел на Краснова.
— Вот и отвоевались, Степаныч.
— Ну, как сказать… Что бы там ни было, а он все жё успел выслушать много полезного, партийно-принципиального, чего, может быть, Ещё никто Ему и не говорил.
Батов довольно усмехнулся:
— А начали просто здорово. Думал, будет разгром, а видишь, как всё сразу повернулось.
— Ну что ты хочешь? Телеграмма, да Ещё какая! Теперь в лоб не возьмёшь.