— Почему был? — поднял голову Колосов.
— Потому что нет Его уже. Дали срок — и в лагерь. А там долго ли…
Осепьян поднялся и подбросил в печь дрова.
— Ты знаешь, о чём я подумал? — спросил он.
— Нет.
— Завод твой представил, посёлок. Не посёлок, а город с проспектом, набережной и на перекрёстке милиционер в белых перчатках. Почему милиционер, и сам не пойму. Может, как символ порядка, законности. А? — он прислушался и подошёл к окну. — Кажется, прибывает начальство.
Юрий тоже встал. От трассы ползли два жёлтых треугольника света. Вот из темноты вынырнул угол домика, крыльцо — и машина остановилась. Из машины вылезла громоздкая фигура в тулупе. Потом поспешно выскочил парень и понёс в домик вещи.
— Вы знакомы с полковником Агаевым? — спросил Колосов.
— Когда-то мельком встречал на приисках Юга. Знаю, зовут Андрей Михайлович. Тогда он был Ещё капитаном. Видал, как махнул. Уже полковник.
— Что он за человек?
— Чего ты меня спрашиваешь? — разгорячился Осепьян. — Мне с ним работать. Хочешь, чтобы сказал плохой? А с чего Ему быть хорошим?
Снова улеглись. Машина ушла. Старик дневальный принёс вязанку дров, поинтересовался, не холодно ли.
— Жарко! Понимаешь, жара, дышать нечем. Открыл бы дверь, что ли! — проворчал Осепьян, укрываясь с головой. Старик потоптался и вышел.
— Чёрта с два тут уснёшь, — не выдержал Юрий и вскочил. — Берите мою шубу, а я напишу письмо Жене.
— Правильно придумал. Давай спать по очереди. Потом ты возьмёшь две шубы, а я займусь каким-нибудь делом. — Осепьян закутался и затих.
Успокоились и в других комнатах. Из-за перегородки доносился богатырский храп. За второй стенкой кто-то ворочался, кашлял. Потрескивали дрова в печах.
Юрий дописал страничку и перечитал. Достал фотографию и долго вглядывался в родные глаза.
Осепьян выглянул из-под шубы.
— Написал?
— Нет Ещё, спите! — Юрий спрятал фотографию. — Краевский всё спрашивает, как он оказался в числе награждённых и за что? Уж заодно написать бы.
— Его внёс в списки Павлов и приписал: «за гражданское мужество!» Пусть спокойно носит свой орден. — Осепьян придвинулся к печке. — Правильно, что Игорь не вернулся на Колыму. Прямой он, до щепетильности честный. Павлов Его не посадил, а эти…
Юрий снова склонился над листком бумаги. В окна глядела ночь.
В каптёрке сгущённое молоко в огромных банках. Белый, свежий хлеб. Колосов подставил мешок.
— Давай одну банку молока, а хлеба сколько влезет.
— Никак на всю деревню? — засмеялся каптёр. — Бери на здоровье, не жалко. Быстрее продам, скорее закрою. Донесёшь?
— Тут недалеко. — Юрий забросил мешок на спину и зашагал к берегу Берелёха. Там бригада ставила первые палатки для механической мастерской.
Заключённые долбили Ямы для стоек бараков. Пахло мхом. Осиновая роща на берегу ключа покрылась снегом за одну ночь. Жёлтый кружок солнца Едва просвечивал сквозь морозную хмарь. Вот и снова зима.
На площадке горело несколько костров. В серых космах дыма как бы плыли каркасы палаток и силуэты плотников, склонённые над брёвнами.
Брезент так и не натянули, а ведь просил, подумал Колосов. Он сбросил мешок на груду мха и схватил угол брезента.
— Э-ээ!.. Потянули! — и поволок Его к готовому каркасу. — Подходи!
Рабочие не торопились. Юрий сбросил шубу и полез наверх. Бородатый бригадир с обмороженным лицом поднял глаза.
— Вам-то, гражданин начальник, может, и в охотку, а мы ведь каждый день.
— Так для вас же, — улыбнулся Юрий.
— Оно, конечно, так, — бородач махнул рукой, и бригада взялись за работу. Через несколько часов Юрий притащил в палатку мешок.
— Сейчас не грешно отдохнуть и поесть. — Он выложил хлеб, вынул банку и раскрыл топором. — Ведро с водой кипит, можно нести. Молоко тоже вам, делите.
— Нам? Всё-ё? — бригадир недоверчиво почесал бороду.
— Конечно. И я, пожалуй, кружку чаю выпью.
В это время прибежал курьер и позвал Колосова к полковнику Агаеву.
— Иду! — Юрий выбил шубу, поправил шапку.
— Если успеете, утеплите низ палатки, а завтра с утра будем настилать полы.
— Не беспокойтесь, гражданин начальник, всё будет как надо. Ну, хлопцы, кончай, и за дело, — услыхал он уже в дверях голос бригадира.
Начальник управления Агаев сидел в кабинете один и разговаривал по телефону. Это был рыхлый человек лет сорока с одутловатым лицом и белыми жидкими волосами. Он глядел на свою пухлую руку и после каждого слова так встряхивал головой, что оплывший подбородок колыхался как студень.