В стороне на зелёной травке у берега уже празднуют свадьбы. Молодых несколько пар. Они сидят на разостланных телогрейках и чокаются стаканами. На газете бутылки, открытые банки консервов, ломти хлеба и конфеты.
— Чёрт знает что, какая-то Ярмарка невест, — покачал головой Юрий и прошёл в контору.
В приёмной Его ждали Миленко и Лаврова.
Колосов не сразу узнал Марину. Он никогда не видел Её в платье. Белые туфли на каблучках делали Её особенно стройной, а белый воротничок коричневого шёлкового платья оттенял красивое лицо.
— Марина! — Юрий пропустил девушек в кабинет и усадил на диван. — Какая-нибудь неприятность с освобождением?
Миленко опустила глаза и грызла уголок платка.
— Такая же, как у многих! А я тут Ещё и вырядилась. Не удивляйтесь! Это всё, что осталось с воли. А сегодня творится такое… — И Её взгляд застыл на окне, за которым шумели, кричали, целовались и плакали.
— Боитесь оказаться за воротами мастерских?
— Да. Там ужас.
— Но это же воля!
— Воля? — она понизила голос. — Иди на все четыре. А куда? В первую кабину, что у проходной, и в первый попавшийся барак?
— А Если я позвоню Самсонову, — заговорил было Колосов, но сразу осёкся. Марина встала и направилась к двери.
— Простите, вы неправильно меня поняли.
— Марина, я не хотел вас обидеть. Вы даже не выслушали меня. Садитесь и давайте разберёмся.
Марина робко попросила:
— Вы ждёте девушек-комсомолок. Бараки подготовлены. Ну не оскверним же мы их, Если немного поживём.
— Пожалуйста.
Марина подошла к Миленко и взяла Её за руку.
— Пойдём, всё получилось хорошо. Мне было тяжело заставить себя пойти к вам, да Ещё просить, но другого не оставалось. Я ведь больше за Миленко: где Ей? Спасибо вам. Ну а Если вы сообщите Самсонову, что я освободилась, ничего страшного не будет.
И снова осенне-зимняя промывка, и опять бессонные ночи, костры и ледяная чешуя на одежде. Не работа, а сплошное мучение. С планом складывалось как никогда плохо. Мобилизовали все силы управления. Приехали бригады из Магадана, с автобаз, с заводов.
Юрий поправил костёр, высушил на лопате золото, отдул и ссыпал в коробку. Почти полная. Почаще бы так. Теперь можно и в кассу.
С бортов забоя ползёт дым, и кажется, что под навалами породы что-то тлеет, курится и застилает выработки. Лужи уже снова затягивает паутинка льда. К посёлку тянутся бригады.
Из завесы дыма и снега вынырнул начальник участка в длинных резиновых сапогах с лотком.
— Ну как? — спросил он и сразу же за коробку. Прикинул на вес. — Лады. Помогай, брат, помогай. — Вынул кисет, свернул козью ножку. — Чёрт знает как вылезем с планом. После Дня Победы вроде бы все надорвались. Выдохлись, что ли? А тут Ещё массовое освобождение. Рабочих на приисках нет, да и прогульщиков развелось — страсть. А план остаётся планом.
— Да ведь людей Ещё и не вывозили, а только перегруппировали по участкам, — заметил Юрий. — Куда подевался народ?
— Рассочились, и нет. — Начальник участка стряхнул с себя снег и присел у огня. — Вон на четвёртый участок подземки привезли бывших указников. Вечером провели собрание, выдали авансы, обмундирование, постели, а утром вышло на работу человек тридцать. Мы в посёлок, а там целый базар. Торгуют ботинками, одеялами и даже лопатами. Задержали несколько человек. Разговор простой, — мол, сколько можно? Война кончилась. Вот и весь сказ, — он прикурил от уголька и зашагал вверх по забоям.
Забой опустел. Юрий проверил пожоги и поплёлся в посёлок. Одежда на нём промокла насквозь, штаны хрустели от ледЯной корки. Пока он добрался до прииска, всё погрузилось в снежную мглу. Бригады давно разбрелись по общежитиям. Только у золотоприёмной кассы толкались бригадиры, ожидая очереди, чтобы сдать металл, да в столовую бежали забойщики, ёжась от снега и стужи.
Кассир не торопился. Он тщательно проверял каждый самородок, золото ссыпал в противни, снова сушил, обдувал и уже после/ взвешивал и заносил вес в ведомости.
Когда Юрий сдал золото и пошёл в общежитие, в бараках уже гасли огни. Горняки ложились рано, чтобы успеть хорошо отдохнуть. В столовой через окно виднелось всего несколько человек.
У проходной лагеря разгружался грузовик. Люди входили по одному на вахту, раздевались. Оперативники обыскивали, выбрасывали из ранца личные вещи, сортировали. На столе лежали иностранные деньги, книжки, ножи и всякая мелочь.