— Тебе же ответил председатель Государственного Комитета Обороны, — усмехнулся секретарь.
— Да, но только благодарностью. А военный комиссар сообщил, что скоро будет частичный призыв, и Если разбронируют…
— Нет, — Агаев поднялся. — Вы что? Посмотрите, что делается на почте. Не только вольнонаёмные, но и лагерники переводят деньги со своих лицевых счетов. Ну разрешили там Прохорову, Бойко и Ещё кое-кому, и хватит. И не думайте. Теперь золото — те же пушки, танки, самолёты. Идите работайте, а потребуется — призовут.
— Я настаиваю.
— Слушайте, товарищ Колосов! Вы мне это прекратите! Здесь тот же фронт…
Колосов повернулся и вышел.
— Ну как? — обступили Его в приёмной.
— Приняли. А что передали в вечернем сообщении?
— Наши войска оставили Смоленск.
Открытый «газик», увитый зеленью, Еле виднелся в толпе. Проводы будущих танкистов приурочили к обеденному перерыву, и горняки по пути в забой останавливались у машины.
Грянул оркестр. Из клуба вышли Прохоров, Ортин, Смагин и Тыличенко. Со стороны казалось, что Васю несут на руках, такой он был большой. Толпа почтительно расступилась. Рядом с Васей хлопотал Кац. Он совал Ему что-то в карманы и давал последние наставления.
— А нитки? Где нитки? Ах, вот они! — Исаак вытащил узелочек и, вытирая глаза, затолкал в боковой карман пиджака. — Пригодятся.
— На що воны? Дадуть.
— Ты не будь дурнем. О, эти фашисты! Они могут из тебя сделать такое! Из машины где попало не вылезай. Иголки в подкладке фуражки. Береги себя!
— Вася! Да как ты Исаака-то оставляешь? — спросил кто-то за спиной.
Тыличенко остановился. Как видно, эта мысль не переставала Его тревожить.
— Вы тут, хлопци, приглядите за стариком. Вин скора освободится, мисяц остался — и зразу к жинке. Писля вийни прииду…
Митинг открылся. Выступил Прохоров. Предоставили слово и Тыличенко. Он вышел вперёд, долго глядел то на свои большие руки, то куда-то под ноги, то на толпу.
— Вася! Фашисты на Украине! В селе у тебя! На родине у тебя! И ты не можешь сказать пару слов! — донёсся взволнованный голос Каца.
Тыличенко поднял над головой руки.
— Сказати? Да що ж мени сказати вам, коли не говорить, а воевати треба! От тут трошки Е! — он потряс гирями кулаков. — Отдам усе! И кровь, и жизнь! Клянуся вам!
Снова грянул оркестр, машина тронулась и скоро исчезла за поворотом.
Призывно залился приисковый гудок. Со шлюза ближайшего прибора хлынула вода, прогрохотала тачка по трапам. Обеденный перерыв кончился.
О первой частичной мобилизации Колосов узнал, когда был в аркагалинской автоколонне. Ночью пришла телеграмма: доставить на мобилизационный пункт в Нексикан для отправки на фронт заключённого Федорова, бывшего комдива. Юрий позвонил в лагерь и сообщил, что Едет в управление и доставит Федорова. Машина уже стояла под окном конторы. Юрий вышел. Солнце пекло, но уже подкрадывалась осень. Она таилась в побуревшей траве и первых жёлтых листьях кустарников.
Пришёл начальник гаража, сухой, подвижный старичок с маленьким узелком. На нём были новые телогрейка и рабочий костюм.
— Я готов.
— Так вы и Есть комдив Федоров? — удивился Колосов и открыл дверку кабины. — Садитесь.
Ему и в голову не приходило, что этот исполнительный заключённый был когда-то командиром дивизии.
— А что? — улыбнулся Фёдоров. — Когда-то воевал не так уж плохо. Может, пригодится мой опыт.
— И только вас одного? — спросил Юрий.
— Как видите. Привезли на Колыму двадцать пять однодельцев, и вот всё что осталось.
На подъёме водитель включил вторую скорость. Из под колёс заклубилась пыль. Юрий поднял стекло. Позади раздались нетерпеливые гудки. С дороги свернуть было некуда: по сторонам кучи земли. Снова гудки и непонятные хлопки. Водитель заволновался, Юрий выглянул в дверку. Из легковой машины стреляли по баллонам.
— Агаев, — предупредил Юрий. Водитель наехал на огромную кучу земли, остановился.
— Легковая машина проскочила вперёд и встала. Вылез Агаев, пряча пистолет.
— Слу-шай-те! Вы это что? — двинулся он грозно к водителю, но сразу обмяк. — А, Костылёв? Не забывай, дорогу уступать надо, — промямлил он, вернулся к машине и уехал.
— Вы что, знакомы? — спросил Юрий.
— Да. Учились вместе и дружили даже. Слабоват он был и плохо соображал. Ну, я тянул, помогал, потом разошлись. А теперь он герой. Чудеса.