— Дрожу я потому, что вынужден влачить бремя четырех нош,— ответил старик, протягивая к огню растопыренные пальцы.
— Но сейчас ты ведь ничего не несешь,— удивленно возразила девочка—- Твоя ноша со стеклом осталась в саду.
Красные губы старика тронула слабая улыбка.
— Я несу груз, который в четыре раза тяжелее этой ноши,-— ответил он.
— Покажи мне свое бремя, расскажи о ноше, которая в четыре раза тяжелее твоего груза! — воскликнула девочка.
Верхняя губа старика дернулась, словно веко. Он сунул очки в карман и коричневым носовым платком вытер влажные глаза.
— Моя первая ноша зовется бедностью,— сказал он.
Девочка направилась в кладовую и вынесла хлеб в подоле платья.
— Я отрежу тебе свою любимую горбушку от молочного хлебца,— сказала она.
— Горбушка не облегчит мою вторую ношу, которая зовется одиночеством,— отвечал старик.
Девочка пошла к двери и вытащила из замка большой железный ключ.
— Я дам тебе ключ от кухни моей бабушки,— предложила она.
— Ключ не сделает легче мою третью ношу, которая зовется болезнью,— возразил старик.
Девочка помнила, как бабушка, бывало, соскочит с кресла, проглотит какую-то горошину и потом снова чувствует себя хорошо.
— Я помогу тебе встать и поддержу, когда ты соскочишь на коврик,— сказала она.
— Прыжки не избавят меня от моей четвертой ноши, которая зовется старостью, — ответствовал стекольщик.
Малышка вспомнила слова бабушки о том, что часы приносят на стрелках дни рождения.
— Я вырежу циферблат часов, а мой огонь сожжет его,— предложила она,
Огромный ком снега скатился с крыши и упал в сад; старик поднялся и медленно открыл дверь. Метель давно прекратилась, и ветер почти утих, оставив след лишь на ребристой поверхности застывшей лужицы посреди садовой дорожки. Сад казался недвижным под ровным покровом снега, вишня была похожа на белую торчащую из земли кость, а ветви буков, под которыми стоял стеклянный груз старика, прогнулись под тяжестью снежного бремени, большие сучья походили на белых змей, и каждая крошечная веточка, не длиннее реснички, тоже удерживала свой мизерный груз снега. Квадратный ящик со стеклом был покрыт толстым слоем снега; девочка утопила в нем ладошку, дотронулась до холодного стекла и указательным пальцем начертала широкий крест — две перекладины под прямым углом через весь белый пласт,
— Помни про хлеб, крошка, и про ключ, и про прыжок, и про циферблат,— молвил старик и, повернувшись, медленно побрел прочь из сада.
— До свидания, Человек-Ветер,— пролепетала вслед ему девчушка, и ей вдруг стало грустно оттого, что старик с таким трудом шел по дорожке. Она следила, как он мучительно-медленно поднимался по склону холма, направляясь к молочно-белым горам; на спине его на белом фоне отчетливо виднелся большой черный крест.
Когда старик скрылся из виду, девочка вернулась в кухню, ощупывая языком уголок рта. Она почувствовала, что болячка исчезла. Малышка зажгла свечку и полезла искать болячку под столом.