Он перешагнул порог. Вслед за ним метнулась Авдотья.
— Не губи, родимый! Все, все отдам, — поднажала на голос Тераскина и загородила телом дверь из сеней.
Проханов вдруг смял ей кофту на груди, рывком притянул к себе и прохрипел:
— Змея подколодная! Я раздавлю тебя, как мокрицу пуганую, если ты не выложишь мне все. Все до единой копейки. И будешь носить каждую неделю. Сама! Поняла? Или я тебя сгною в тюрьме. Все твои тюремные знакомства знаю. Забыла Королькова, потаскуха несчастная? Так я тебе напомню… Иди!
Проханов повернул ее спиной к двери, ведущей в комнату, и с силой толкнул. Авдотья упала на пол, но даже не охнула. Она тут же вскочила и, подняв крышку подвала, загремела по лестнице. Через минуту она вынырнула из подвала бледная, с глазами, в которых застыл ужас, и сунула Проханову тугой холщевый мешок.
Авдотье было лет сорок — сорок пять, но она еще не успела располнеть и обрюзгнуть. Сейчас, когда вспышка бешенства у Проханова прошла, женщина даже понравилась ему.
«А ягодка-то еще действительно хороша», — но, поразмыслив, тут же решил: все впереди…
— И это все? — строго спросил он.,
— Все, все, батюшка. Все, до единой копеечки.
— Положи мешок и сумку в простую котомку, завяжи бечевкой и дай мне в руки. И помни! Когда вся эта канитель с колодцем закончится — подсчитаем и разделим, как я сказал. Но если, подлая, обманешь — пеняй на себя. Я слов на ветер не бросаю. Пора бы знать.
Авдотья заметалась по комнате, засуетилась, выполняя желание батюшки, но никак не могла найти нужную вещь.
Руки у нее тряслись, и двигалась она как-то боком.
«Ага, — злорадствовал Проханов. — Пусть помучается, подлая, пусть ночей не поспит»
Он приехал вечером и ночью же решил уехать отсюда, чтоб никто не знал о его заинтересованности во всей этой затее.
Через полтора месяца слух о «святой» иконе дошел и до района. В районе стали думать, что предпринять.
А пока думали да гадали — время шло. А между тем в селе Плоском и его окрестностях, стало распространяться какое-то странное заболевание. Подозрение падало на «святой» колодец: ведь раньше из него почему-то не бра ли воду.
Вскоре картина прояснилась. Оказывается, неподалеку находился скотомогильник. Колодец заражен.
Пришлось срочно принимать меры. В Плоское направили авторитетную комиссию из представителей местной власти и врачей-специалистов. Верующим, собравшимся около колодца, продемонстрировали результаты лечения «святой» водой — женщину с землистым цветом лица, которую привезли в карете скорой помощи к самому колодцу и заставили при всем народе рассказать, что за болезнь приключилась с ней после того, как она выпила кувшин «святой» воды. Пожадничала, старая…
Для большей убедительности нашлись охотники спуститься в противогазе в колодец и выловить оттуда полуразложившийся труп кошки.
Эта кошка подействовала куда убедительнее, чем перечисление врачей, какие микробы обнаружены в колодце. Обманутые люди бросились к дому Тераскиной, но Авдотья, почуяв, чем пахнет дело, уехала вместе с сыном Егором в Петровск.
Колодец немедленно зарыли.
В тот же день прокурор Афинов подписал ордер на арест Тераскиной.
Но Авдотья зря время не теряла. Она успела добраться до Проханова и обо всем рассказать ему.
Проханов на решения был скор. Он довольно быстро достал откуда-то машину, усадил в нее Авдотью и шепнул:
— С богом!..
Она молча кивнула головой и еще крепче прижала к груди тугой узел, в котором была «законная» половина Авдотьи. На несколько лет безбедного существования хватит.
Если Тераскиной удалось ускользнуть, то с трудом отделался от всей этой истории сам Проханов. Его официально вызвали в райисполком и строго спросили: для какой цели он ездил в село Плоское?
Проханов категорически отрицал какую-либо причастность к этому скандальному делу. С оскорбленным видом он потребовал свидетельских показаний. Кто может подтвердить его участие в компании со «святым» колодцем?
Свидетелей не нашлось: райисполком получил много анонимок, но нельзя же их выдвигать как свидетельские показания, хотя было ясно — местный настоятель, несомненно, приложил здесь руку.
Когда Проханов выходил из райисполкома, у него мелкой дрожью тряслись колени, а по спине струился пот.
А в своей обители случилось новое происшествие. Не успел он возвратиться на церковный двор, как подошел Десятков и, смущаясь, отозвал настоятеля в сторону. Он долго мялся, вскидывал на него глаза, и вдруг эту «божью овечку» прорвало.