Но уж одно это отпирательство говорило о многом. Маргарита что-то скрывает.
— А где она живет? — спросил Лузнин у Соловейкина.
— В том же доме, что и Десятков…
— Как это?
— В другом конце дома. Через стену от Десятковых.
— Та-ак… Любопытно. Значит и с Делиговым они соседи?
— Конечно. Только забор отделяет.
— А ты помнишь, как выглядит комната Десятковых? — спросил Лузнин.
— Помню. Обстановка, прямо сказать, более чем скромная. Стол, покрытый дешевенькой скатертью, старый шкаф, две железные кровати…
— А почему так?
— Так его же грабил Проханов. Десяткову доставались рожки да ножки. Ведь Марфа Петровна так и сказала: «Под себя грабастал, супостат». Я — к ней: о ком говорите, мол, а она молчит и дрожит вся. А потом как заплачет: «Затравили! Затравили!»
— Да, пожалуй, это последний этап, — сказал Лузнин. Вот что, Виктор. Я иду к Делигову
— А чем мне прикажете заняться?
— Оформляй показания.
Лузнин вышел.
Вечер опять выдался тихим, теплым, ласковым. Из репродуктора в городском саду раздавался деловитый голос диктора.
Лузнин направился к дому Делигова.
Припомнились короткие сведения об этом человеке. Преступление свое во время войны он смыл кровью: был ранен в партизанском отряде, где находился до самого освобождения района советскими войсками. Потом воевал в регулярных частях. Снова получил ранение и демобилизовался.
Работать Делигов устроился в лесничестве объездчиком. В то время у него было уже двое детей. Жил там несколько лет, пока не случилось несчастье — пожар, во время которого погибли дети. Жена в это время находилась 6 соседнем селе, а сам он — на объезде.
Трагедия эта случилась давно, когда Павла Ивановича еще не было в районе.
Жена Делигова после этого страшного несчастья едва не сошла с ума. Примерно через месяц после гибели детей она оставила мужа. А еще через год стало известно, что она умерла.
Делигов в лесничестве жить больше не стал. Он купил небольшой домик в городе, женился второй раз и скоро снова стал отцом. Жили они с новой женой не дружно. Он частенько избивал — ее, за что однажды получил пятнадцать суток.
По пятнадцать суток сидел еще два раза: однажды— за то, что будто бы случайно схватил за грудь лесничего, приказавшего ему оставить незаконно нарубленные слежки; другой раз — Делигов бросился с ножом на женщину, которая хотела пристыдить соседа за то, что он распускает своих поросят по чужим огородам.
Таким представлялся Делигов по тем сведениям, которые удалось о нем получить. Характеристика довольно прозрачная, но к делу Десяткова она непосредственного отношения не имела.
При первой встрече Делигов держался так уверенно, что у Павла Ивановича закралось сомнение в причастности его к делу Десяткова. И только позже, когда клубок постепенно распутывался, многое стало ясно.
Лузнниу не хотелось заранее обдумывать предстоящий разговор с Делиговым. Как вести себя — будет ясно из беседы.
Но что же произошло во время разговора священника с Делиговым? Потрясение могло быть и от слов, оскорбительных, издевательских. Возможно, и от угроз, ругательств. У Десяткова было болезненное самолюбие, он мог очень бурно реагировать на слова собеседника, тем более, когда речь Шла о его жене, которую могли просто-напросто убить.
Убить Марфу Петровну… Да неужто он способен на такое злодейство? — Лузнин снова представил себе настоятеля собора. — Но, ведь Проханову требовалось избавиться от нее.
А ребенок Марии Ильиничны? Убрал же он его с дороги, когда это потребовалось. Убрал, правда, таким путем, что ему и обвинений прямо не поставишь.
Нужно еще раз встретиться и поговорить с Разуваевой.
Когда Лузнин, постучавшись, быстро вошел в комнату, хозяин дома, ворошивший в большой шкатулке какие-то бумажки, вскочил так стремительно, что стул с грохотом повалился-на пол. Павел Иванович почувствовал, что застал Делигова врасплох, хотя и не знал причины его растерянности.
Он тут же решил: не нужно давать ему опомниться.
Лузнин, глядя на Делигова в упор, спросил первое, что пришло на ум.
— Делигов! Давай на полную откровенность. Долго ли тряс старика Десяткова за грудь?
— Ну что вы, товарищ Лузнин. Совсем недолго… — и будто споткнулся.
На висках у Делигова мелко-мелко забилась синенькая жилка. Он облизал пересохшие губы и попытался поправить положение.