— Павел Иваныч! Беда! Ох, беда какая!
Павлина Афанасьевна затряслась в беззвучных рыданиях.
— Марья… Марьюшка-то… Ох, батюшки мои!..
— Да что случилось-то? Говорите скорее, — вскричал Лузнин.
— Повесилась… Повесилась, наверно, бедняжка моя!
— Да неужто? Где? Когда?
— Ох, сил моих нет! Ведь этот супостат дом на ее имя перевел. Под самым городом. О господи! Не могу я…
— Когда же это случилось?
— Позавчера я в магазин ушла, а когда вернулась, ее и след простыл…
— Что ж вы ни слова мне не сказали?
— Я-то знала разве? Ох, горюшко мое горькое! Что ж теперь делать-то?
— А как вы узнали?
— Ну, как же? — спохватилась Павлина Афанасьевна. — Письмо пришло от Марьюшки. Вчера вечером получила его. Я прочла — и дух у меня перехватило. Думала, шутит. Бросилась тебя искать. Ни дома нет, ни в прокуратуре. Я — в милицию. К Виктору твоему…
— К Соловейкину, что ли?
— К нему, к нему! Ох, господи боже мой!
— Но где же он сам-то?
— В город уехал.
— А письмо с вами? Где оно?
Павлина Афанасьевна молча сунула в руки Лузнина смятый конверт. Павел Иванович торопливо развернул его и вытащил такой же смятый листок. Уже сам листок этот и его вид о многом говорили.
«Дорогая моя тетя Павлина, — с трудом стал разбирать написанные карандашом строчки. — Знаю, что волнуетесь, по я не могла предупредить. Так все неожиданно. Прямо на дороге меня перехватил батюшка. Мы уехали с ним на машине. Я теперь владелица целого дома. Пишу сейчас одна. Батюшка уехал. И вообще я одна, совсем одна. Дом большой, пустой…»
Дальше стояла клякса; строчки, написанные фиолетовым карандашом, расплылись. Разобрать было возможно только следующую строчку.
«…пустота везде. Нет, не вынесу. Все это мне не нужно. Все равно я пропащий человек. Все время глушу тоску водкой. И не могу забыть Сашеньку. Стоит он перед моими глазами.
Писать больше не могу. Тянет выпить, а нечего…
Жить не хочу.
Прощайте, дорогая моя тетя Павлина.
Прощайте. И не ругайте меня… М. И.».
Пока Лузнин читал письмо, Павлина Афанасьевна смотрела ка него с надеждой, будто ожидала, что он опровергнет все это страшное…
— Ну что, Паша? — по-детски испуганно спросила Павлина Афанасьевна.
— Милицию! — крикнул‘Павел Иванович телефонистке. — Прошу вас скорее! Алло! Лузнин говорит. Да. От Соловейкина есть что-нибудь? Даже не звонил? — Лузнин помолчал. — Ладно. Кто у вас свободен? Давайте их сюда. Выписываю ордер на арест Проханова. Да, да. Делигов с минуты на минуту будет здесь. Никуда он не денется. Возьму подписку о невыезде. Посылайте немедленно.
Он бросил трубку и вызвал секретаря.
— Делигов явился?
— Ждет в коридоре.
— Сюда его.
Вошел Делигов. Он мял фуражку и дрожал мелкой трусливой дрожью.
Лузнин поморщился.
— Садитесь. Полагаю, одумались?
— Я, я виноват. Все обдумал, все скажу.
— Я в том нисколько не сомневался. У вас нет другого выхода. От вас требуется одно: какова цель всей этой вашей затеи со звонком в прокуратуру? Звонили, конечно, вы?
Я, я звонил. Вместо с Маргаритой. Дурак я, гражданин прокурор.
— Говорите по существу.
Делигов, торопясь и захлебываясь, стал рассказывать:
— Жил отец Василий хорошо, наживался будто купец. А когда отец Иосиф приехал — вдруг заволновался. Сосед мой, Десятков, человек хороший, чистый, но он что-то знал об этом сивом. — Делигов кивнул головой куда-то назад. — Купил он меня, гражданин прокурор. Купил. Давно подговаривал убрать соседа моего. Но как можно? А потом денег дал. Дом я построил.
Прибежал он как-то ко кие ночью. Говорит, Десятков днем чуть душу богу не отдал. С ним приступ сердечный сделался. Ты, говорит, пугни его ночью-то — и каюк овечке. Подкарауль, когда пойдет из церкви. Вот мы и квиты будем с тобой. Это он мне насчет денег-намекает…
Делигов согласился. Долго искал случая, чтобы выполнить задуманное. Подговорил мальчишку, чтоб камнями кидал в Десяткова. Думал: и так кончится. А сынишка вместо Десяткова запустил в Марфу Петровну.
Тогда-то все и случилось. Когда Десятков вскочил к нему во двор и волоком притащил мальчишку с окровавленной рукой, он, Делигов, действительно не стерпел, схватил батюшку за грудки, а потом за бороду, ну и… тряхнул, конечно. Сильно тряхнул. Десятков на глазах его стал задыхаться и тут же убежал.
Юн, Делигов, тогда перепугался и бросился из дому. Около дома Десяткова Делигов увидел фельдшерицу с дочерью. Те сказали, что батюшка скончался. Он, Делитов, тут же побежал к Проханову Тот приказал ему позвонить в прокуратуру, а что из этого получилось — гражданин прокурор хорошо сам знает. Он, Делигов, раскаивается в содеянном и просит дать ему возможность искупить свою вину. Пусть власти уберут отсюда этого паука в рясе.