Мария Ильинична во все глаза смотрела на него и не могла понять: куда девался домашний, добродушный вид отца Василия?
В свою очередь и Проханов заметил растерянность гостьи; он незаметно отодвинул от себя тонкий стакан, в который намеревался налить водку, и придвинул рюмки — гостье и себе. Себе он налил из графина, Марии Ильиничне, не спрашивая, — вина.
— Восславим, дочь моя, христово воскресение и выпьем за твое драгоценное здоровье.
Пил он маленькими глотками. А Мария Ильинична, едва пригубив, поставила рюмку обратно.
— Э-э, нет, матушка моя. В христово воскресение, да еще за твое здоровье. Грех на душу не бери.
Мария Ильинична напряженно улыбнулась и попыталась пошутить:
— А если пить грех и вы его не отпустите?
Проханов, однако, не принял шутки. Он сказал наставительно:
— Коль батюшка поднимает рюмку — бог его благословляет. Пей, Марьюшка!
И гостья выпила.
Закусывали молча, лишь изредка перебрасываясь незначительными фразами. У Марии Ильиничны кусок застревал в горле. Она никак не могла подавить в себе волнение; чтобы успокоиться, выпила еще три полных рюмки вина, но хмеля так и не почувствовала.
Потом Проханов усадил ее в кресло, и началась беседа. Началось именно то, чего с таким напряжением она ожидала. Мария Ильинична понимала, что она не просто гостья: слишком невелика персона, чтобы ее запросто пригласили в этот дом.
— Я, Марьюшка, позвал тебя для дела, угодного богу. Я отношусь к тебе с полным доверием и уповаю, что ты оправдаешь мои надежды.
— Я все сделаю, если это в моих силах! — воскликнула Мария Ильинична.
— Конечно, в силах. Но прежде чем изложить тебе дело, во имя которого мы с тобой встретились сейчас, я должен спросить тебя, дочь моя: готова ли ты верой и правдой служить православной церкви?
— Служить? — удивленно переспросила Мария Ильинична. — А что я должна делать? Как и чем я должна служить?
— Не спеши, Марьюшка, всему свое время. Я жду ответа. Это весьма важно, потому я и вынужден брать с тебя слово.
— Я все готова сделать, батюшка. Все, что в моих силах.
— Перекрестись, дочь моя. И поклянись собственным здоровьем.
Мария Ильинична выполнила это требование. Проханов удовлетворенно кивнул головой.
— Видишь Ли, Марьюшка, я, может, и не имею права говорить с тобой, не посвященной в таинства церкви, но мне кажется, само провидение послало тебя в наш приход. Ты можешь оказать православной церкви неоценимую услугу. — Он помедлил некоторое время и спросил — Ты читала библию, дочь моя. Всю ли ты прочла ее?
— Ой, нет! — испуганно прошептала Мария Ильинична. — Новый завет весь читала, и не один раз, а в Ветхом… Очень там много… Всего-то и не было у бабушки.
— Хорошо, хорошо, дочь моя. Я тебе верю.
Он пристально посмотрел на нее, словно не решаясь сказать что-то.
— Я хочу сказать, что тебе, дитя мое, может быть, придется покинуть работу. Церковь и приход наш полностью возьмут на себя всю заботу о тебе… Мы накормим, напоим, оденем, а если заслужишь — и угол свой будешь иметь.
Мария Ильинична едва сдержала крик — так были неожиданны для нее эти слова. Покинуть работу! А что ее удерживает? У нее руки отсохли от лопаты. Разнорабочая! Что она, собственно, теряет? Сколько раз ей предлагали поехать на курсы, получить какую-нибудь определенную специальность, но она или отказывалась, или же ее после двух-трех месяцев учебы «отсеивали» за неуспеваемость. Ни к чему у нее не лежала душа, поэтому и не хотела учиться.
Конечно, она согласна.
— А что мне делать, батюшка?
— Тут кое-что понять нужно. Условия жизни церкви сейчас совсем не те, что были в старину. Приходится приспосабливаться, крутиться, находить всякие предлоги, чтобы своего добиваться. Всякие болтуны треплют имя богово, поносят его, кощунствуют. Но мы тоже не лыком шиты.
Вера христова, религия, — с воодушевлением продолжал Проханов, видя, как сияют глаза молодой собеседницы, — сдерживает человека, укрепляет нравственность, смиряет порывы. Ты, наверное, слышала об атомах и всяких водородных бомбах. Вот тебе пример, куда может привести наука, если она не сдерживается религией. Будь в силе христово слово — никогда бы церковь не допустила развития физика, химии, биологии и прочих богопротивных наук. Тебе, может быть, не очень все это понятно, но ты не печалься, я тебе потом, постепенно растолкую. Я вижу, ты понятливая и слова мои доходят до твоей души, чему я, дочь моя, несказанно рад.