— Где находится второй священник?
— Не могу сказать точно. Дома, вероятно. Больше находиться ему негде.
— Вы когда его видели в последний раз?
— В последний раз? — удивился Проханов и с недоумением взглянул на Лузнина, — Вчера видел, в полдень. А в чем дело?
— Только что позвонили в прокуратуру и сообщили: священник Десятков сегодня утром убит.
— Убит! Господи, спаси мя и помилуй! — воскликнул Проханов и стал мелко-мелко креститься. — Прими, господи…
— Вам что-нибудь об этом известно? — перебил его Лузнин, не спуская глаз со священника.
Проханов бросил на Лузнина взгляд исподлобья и словно опалил им. Павел Иванович только теперь рассмотрел глаза отца Василия. Они глубоко ушли под брови и мерцал каким-то фосфорическим блеском, очень черные, влажные, странно подвижные. В них была и властность, и фанатическая жесткость; они могли вызвать трепет и подчинить себе.
Брови Проханова сошлись на переносице, и он с едва сдерживаемым гневом сказал:
— Гражданин прокурор! Я совсем не обязан следить за Десятковым. Я знать ничего не знаю и знать не желаю. Во имя отца и сына и святого духа я служу богу и в мирские дела не вмешиваюсь.
Это был выпад. Ответ последовал немедленно.
— Извините, это совсем не мирские дела. Вы — настоятель церкви и, полагаю, обязаны знать о людях, вам подчиненных. Меня привело к вам не праздное любопытство. Речь идет о жизни человека, о преступлении. В данном случае оба мы должны быть заинтересованы в его быстрейшем расследовании. На этом основании я и задаю вам вопросы.
Священник как-то очень заметно одернул себя. Он шикнул на какую-то старушку, пытавшуюся поцеловать ему руку, истово перекрестился, обернувшись к алтарю, и глухим, чуть вздрагивающим голосом произнес:
— Вы должны понять меня, уважаемый. Мне показалось, что вы обвиняете меня в какой-то непредусмотрительности. Это мне, старику, обидно слышать. И потом, — священник развел руками, — прокуроры не часто посещают храм божий. Это вы знаете, наверное, лучше меня.
Проханов потер лоб, будто собираясь с мыслями. Павел Иванович видел, как на этом высоком лбу выступают крупные капли пота. Священник волновался..
— Поймите и другое, сын мой… Простите, что так называю вас. Я как-то не могу даже поверить. На самом ли деле преставился отец Иосиф? Вчера он был в добром здравии. И такой веселый, бодрый. Может быть, тут ошибка?
— Нет, ошибка исключена. В доме священника по моему заданию побывал старший лейтенант милиции Соловейкин. Он официально доложил о смерти Десяткова. Около дома народ собрался. Верующие, надо полагать…
— Почему же только верующие? — мягко возразил Проханов. — Если действительно отец Иосиф умер не своей смертью, — по моему разумению, эго чрезвычайное происшествие… „
Лузнин понял, что допустил ошибку, но не сразу сообразил, как ее исправить. Он видел, в каком напряжении находится священник и с каким трудом дается ему этот ровный тон.
— Вы совершенно правы. Простите, не знаю, как ваше имя, отчество.
— Василий Григорьевич…
— Вы совершенно правы, Василий Григорьевич. Видимо, около дома не только верующие. Меня все-таки удивляет: как могло случиться, что о смерти священника настоятель церкви узнает последним? Тем более, у вас столько помощников, — он обвел глазами старушек. — И потом, если я не ошибаюсь, два или полтора часа тому назад я слышал какой-то тревожный колокольный звон. И он так внезапно оборвался. Всегда он продолжается по крайней мере с полчаса, если не больше. А сегодня — минут десять…
Павел Иванович умолк, заметив смущение Проханова. Священник сделал непроизвольное движение рукой, будто от кого-то защищаясь.
Но Проханов отогнал поднятой рукой большую муху и заговорил спокойным голосом.
— Это вы правильно изволили заметить, гражданин прокурор. Наш звонарь последнее время просто безобразничает. Вчера до такой степени напился, охальник, что и поныне пьян. Что ты возьмешь с него, нехристя. — Проханов снова развел руками. — Он сегодня мне службу чуть не сорвал. Придется рассчитать его.
— Василий Григорьевич, а нельзя ли повидать вашего звонаря?
— Сделайте одолжение, гражданин прокурор. Только он спит. Я его прогнал. Пьяный, на ногах не держался. Могу, если прикажете, послать за ним кого-нибудь из певчих.
— Так он же идти не может?
— Если нужно, волоком доставим! — с преданной готовностью ответил священник.
— Нет уж, волоком не следует. Пусть отдыхает. Поговорить с ним, если понадобится, и позже успеем.