Ей стало весело и необыкновенно легко. Даже Проханов в эту минуту казался симпатичным. В этот вечер у него очень молодо блестели глаза. Правда, этот блеск порой внушал ей тревогу, но тревога длилась секунды. Проханов острил, балагурил.
Пир удался на славу. Но тут Мария Ильинична вспомнила:
— Василий Григорьич, а как же пыль? Дармовые руки пропадают. — Она подняла руки и рассмеялась. — За такое угощение надо отработать.
Проханов хотел превратить эту затею в шутку. Но не тут-то было.
— Нет уж, дорогой повелитель, — с легкой насмешкой возразила она. — Сами просили помочь… Я разнорабочая. Для меня не страшно пальчики замарать. Давайте тряпку и веник.
— Помилуй, Марьюшка! — взмолился Проханов. —
Какая уж нынче уборка? Почти полночь. А потом — не так уж пыльно. Я ведь, признаться, схитрил малость.
— Ничего не знаю, — весело запротестовала она. — Веник, веник. Давайте веник.
Глаза ее блестели, на запавших щеках появился румянец. Она решительно сбросила светлый жакет и швырнула его на спинку стула. Ее легкая полупрозрачная кофточка с большим вырезом на груди подчеркивала не очень высокий бюст, и короткая юбка обнажала несколько тонковатые, но не лишенные красоты ноги.
Она была вся в порыве. А для таких, как Мария Ильинична, порыв — вторая жизнь; в порыве она может подарить минуты, которые могут стать самыми счастливыми в жизни, в порыве все такие люди, как она, могут и причинить большое горе.
— Ничего ты, дорогая Марьюшка, не сделаешь веником. У меня другой веник имеется. — Проханов повернулся и вышел в библиотеку. Через минуту он возвратился с пылесосом в руках. На блестящей голубой поверхности празднично мерцали искорки света.
— Вот тебе веник, Марьюшка.
Мария Ильинична непроизвольно произнесла: «О-о-о!» — и нерешительно взяла в руки пылесос, не зная, как с ним обращаться.
— С ним легко ладить, — пришел на помощь хозяин. — Включил — и води себе рожком. Я потом покажу. Давай сначала раскатаем ковер.
Мария Ильинична поставила пылесос на пол.
Работать так работать!
Ковер оказался тяжелым, и не так-то просто было с ним справиться.
Отец Василий суетился вокруг нее, старался помочь, но не столько помогал, сколько мешал.
Мария Ильинична хотела подтянуть край ковра, но было тяжело. Она обернулась и вдруг замерла. Хищно прищуренные глаза Проханова горели жадным огнем, не в силах оторваться от ее ног.
«Юбка!» — вдруг испуганно подумала она.
Костюм, надетый ею сегодня, был хоть и лучший, но довольно поношенный, не однажды стиранный. Материал сел, юбка поэтому довольно основательно укоротилась. Увлекшись работой, Мария Ильинична о том совсем забыла.
Она резко выпрямилась. Но было уже поздно. Проханов бросился к ней, схватил за юбку и с силой рванул к себе. Крючки лопнули. Лопнула по швам и материя.
Мария Ильинична хотела отскочить в сторону, но, запутавшись в сползавшей одежде, упала на ковер.
Проханов могучим движением сильных, словно сталью налитых рук смял, скрутил ее. Она закричала, но он зажал ей рот.
— Замолчи, дуреха! Господь бог покарает тебя, неразумную! — и отняв руку, прохрипел: — Никто не услышит, хоть до утра кричи. Все равно будешь моя. Нет у тебя других дорог.
Силы постепенно оставляли Марию Ильиничну.
Никогда еще в ее трудной, запутанной жизни такого не случалось. Она встречалась с мужчинами, но как бы там ни было, в ней всегда уважали человека. А здесь обман, грубая звериная сила.
От жгучего стыда она закрыла лицо руками и громко зарыдала.
— Бог простит нам прегрешения, Марьюшка, — смиренным голосом произнес Проханов.. — Помолимся. — Он осенил себя широким крестом, огладил бороду, а потом искоса взглянул на нее. — Ну, чего ревешь-то! Оправься.
Все еще не в силах удержать катившиеся по щекам слезы, она старалась привести себя в порядок. Однако ее старания были напрасными: требовалась игла, но просить ее было противно.
— Сказал — оправься, — уже строгим голосом повторил Проханов. — И за стол садись.
— Не могу я садиться. Совесть надо иметь, изверг проклятый! — Мария Ильинична обозлилась, и слезы ее сразу высохли. Она повернулась к нему боком и показала, во что превратилась ее одежда. — Любуйтесь, святой отец!
— Ах Ты, господи! — спохватился Проханов и быстрым шагом удалился в соседнюю комнату. Мария Ильинична видела, как он открыл сундук и стал вынимать из него вещь за вещью. Посмотрит одну, другую, крякнет, спрячет и вытаскивает третью.