Девичье лицо на экране снова озарилось улыбкой.
- Доводим до вашего сведения, террал, что ваш космолет будет подвергнут обычному профилактическому таможенному досмотру. - Еще одна улыбка. - На какой срок вы намерены остановиться в Тереане?
- На неопределенный.
- Сутки стоянки у нас стоят сорок четыре креда. Срок от двенадцати стандартных часов приравнивается к полным суткам.
- Как и везде, - пробормотал Альвгар.
- Вам разрешается посадка в квадрате Е-17.
Экран померк и почернел, растворяясь среди звезд.
- Бейма, когда поймаешь пеленг космопорта, садись сам, без меня. Я устал.
Ветер, выбивающий слезы из глаз, и светлая лазурь - вот что такое Тэрэн. Лазурь светящаяся, пронзительная, беззвездная, бездонная; и если, выйдя из корабля, не успев привыкнуть, инопланетник поднимает голову, то слепящая лазурь обрушивается на него, взрезает лицо и грудь порывом ветра и отнимает дыхание.
Глаза местных жителей, распахнутые широко-широко - окна в небесную светлую синь, зеркала, поймавшие небосвод. Родина отмечает их лазурным поцелуем в миг зачатия - всех до одного.
После Тронора-3 здесь было удивительно и нереально. Белое солнце, маленькое, яростное до рези в глазах, такое, что невозможно глядеть в зенит; ветер, бьющий наотмашь, треплющий волосы, чужой, пахнущий холодно и тревожно: соль, и свежесть, и глухая горечь раздавленных листьев. Луи стоял почти под самой аркой Ворот, смаргивая слезы, выступившие от ветра и солнца. Серебро, сталь, белизна и зелень - он никогда не видел таких высоких зданий; а между ними были шпили, тянущиеся вверх, вверх, сквозь ветер, к высокому-высокому небу, в котором не видно звезд, шпили, несущие какие-то круглые платформы под прозрачными колпаками - Луи не был уверен, что это может быть, такое огромное, ведь не воздушные сады? Кое-что он узнавал - там, слева, по другую сторону космодрома: белые причальные платформы гравиходов, по спирали отходящие от центральных колонн; почти такие же, только меньше, были в Сотлане. Платформы... да, и гравиходы, похожие на крупные капли ртути; сколько маршрутов начинается от этих белых платформ - сотня? тысяча? больше? Путаница нитей соединяла в воздухе здания Тереана, темные узлы и утолщения были на этих нитях, как бусины; блестящие напряженные струны соединяли узлы с землей. Мошкара гравилетов терялась в сияющей лазури неба, бескрайнего, ослепительного. И повсюду были растения, сады, расцветившие здания пятнами малахита - там, и там тоже, и еще, выше, выше, и снова...
- Лучше, чем трава с Синтан, правда? - Альвгар улыбался, наблюдая за художником.
- Никогда не думал, что это на самом деле... вот так. - Широким жестом Луи охватил панораму города и, поколебавшись, добавил: - Спасибо вам.
- Предпочту «спасибо» в материальной форме, - Альвгар вскинул голову, вглядываясь ввысь. В ярком белом свете Тэрэн кожа его выглядела меловой. - Но вид от космопорта, это мелко. Чтобы у вас было больше впечатлений, мы пойдем погулять.
- Погулять? - глухо переспросил Луи. Напоминание об обещанной картине, первой из многих, его отрезвило. Он не был уверен, что сумеет хоть что-то запечатлеть вот так, сразу. - Погулять по Тереану? - Поток людей, движущихся от Ворот и к Воротам, ненадолго прервался и можно было видеть улицы: широкие светлые тротуары, синеватую зелень деревьев. Там повсюду были люди, чудовищно много людей.
- По Тереану, да. Для начала. Но не тут. Наверху. - И Альвгар указал на нити гигантской паутины, протянутые высоко в небесах.
Треугольная ладонь балкона держала над далекой землей маленькую рощицу. Лента дорожки рассекала ее надвое и продолжалась затем в воздухе, стремясь к соседнему зданию; ее, как и висячий сад, огородили частоколом высоких перил.
Наверху ветер был куда сильнее. Он сбивал менталера с ног, вышибал из глаз слезы, рвал одежду и леденил тело; было почти невозможно дышать - казалось, что этот холодный ветер заглатываешь, как воду, обжигая бронхи.
Повсюду здесь были растения. Взгляд вычленял в стенах густых зарослей все новые и новые формы: упругие толстые стебли в темной синеве чешуек, с гроздьями... плодов? листьев? - шарообразных, отливающих бледной зеленью; изумрудные стволики, остро изломанные, ощетиненные веерами тонких безлистных ветвей; изжелта-зеленые стручки, ядовитые и пылающие. Еще стручки, другие - большие, похожие на раздутые, посиневшие бескостные пальцы гиганта, пораженного неведомой болезнью; зеленые и бледно-голубые нити, ползущие по другим растениям вверх, к яростному солнцу, чтобы там раскрыть плоские листья - рваные темные веера... И шелест, резкий шелест и шум листвы - тончайшим атласом по ране - под порывами злого ветра, уносящего ароматы глухой травяной свежести, пыльных и приторных зеленых пряностей.