Луи отнес картину на стол, постоял, касаясь пальцами твердого стеклопласта. Ее и хотелось отдать, и было жаль. Впрочем, не ему решать.
Он прошелся по каюте, сел на кровать, встал снова. Ему делалось все неспокойней, как-то нехорошо, ноги как будто кололо тончайшими иголочками электричества; запечатлевая, потом разглядывая картину, он не заметил, когда это началось. В последнее время - год или два - это нередко случалось, если он просыпался больным; волны электрических уколов и онемение подкрадывались и хватали его за ноги и за руки и держали, то ослабляя хватку, то сжимая снова. Лучше всего помогали, конечно, травки. Чуть-чуть их горькой соли, и его отпускало. Травки были надежнее любых тоников и любых лекарств.
- Бейма?
- Слушаю вас, террал Миньон.
- Я... Мне дурно. - Луи подошел к экрану, поставил ладони по сторонам его, прислонился лбом к прохладной поверхности. Руки были горячие, гадкие. Он напрягся всем телом, пытаясь сбросить противный зуд в мышцах. Весь последний месяц он был осторожен и не доводил себя до такого. Почему же сейчас внезапно?.. Он ведь и травок не принимал. Впрочем, он и картин давно не делал с такой отдачей.
- Болит голова? Тошнит? Вялость или наоборот? - с такой же интонацией киберпилот справлялся, что Луи предпочтет на завтрак. Он определенно знал, о чем спрашивать. Альвгар не лгал...
- Наоборот.
Последовала пауза. Потом Бейма сказал:
- Возьмите в прикроватном приемном боксе, - и снова голос его прозвучал совершенно нейтрально. Луи даже как будто отпустило немного: он ждал, что киберпилот станет его осуждать, жалеть и читать нотации, как делал Джош.
Раскрывшаяся в стене ниша была совсем маленькой. Художник ожидал, по старой, еще домашней привычке, флакончик, но нервные его пальцы нащупали только какой-то шарик. Красный шарик, вроде слишком крупной горошины. Луи тупо смотрел на него пару секунд, потом лизнул. Сладкое.
- Проглотите, - велел киберпилот. - Лучше не разжевывая. Через некоторое время вам станет лучше.
Луи послушался. От горошины во рту осталось смутное приторное послевкусие, словно медом мазнули по языку.
- Что это такое? Оно быстро действует?
- Нет, медленно. Зато долго.
- Хорошо бы подольше, чем тоник, - проворчал Луи, меряя каюту шагами. Так мышечное возбуждение донимало меньше, даже электрические иголки почти не жалили. - Дома мне тоника хватало на весь день.
- Альвгар считает, что сильнодействующие препараты вам ни к чему.
Луи уже решил, что толку от красной горошины не будет, как ему действительно сделалось легче. И тут же навалилась слабость, руки онемели, точно вмиг затекли. Он упал на кровать, боясь мигать из-за боли в веках, застывшим взглядом вперившись в вогнутость потолка, рыжеватую мелкую чашу, погасшую в ярком свете дня. Во лбу, за глазами разливалась тяжесть. Ему не хватило сил забросить ноги на постель, и теперь казалось, что по полу каюты тянет сырым сквозняком, босые стопы мерзли.
А ведь одна малюсенькая веточка, один листочек моментально привели бы его в норму...
- Бейма... Дай мне тоника. Пожалуйста...
- Вы уверены, что он вам нужен?
Луи окатило жаром. Идиотский, бессмысленный вопрос; он, черт его дери, издевается?
- Я не могу встать, - выдавил он. Ноги ныли от холода. Что за дрянь Бейма ему подсунул?
Что-то коснулось его губ; Луи дернулся, вжавшись затылком в подушку. В нос ударили запахи ментола и острой перечной пряности.
Белая лента выходила из стены над изголовьем. В кончик ее был туго закручен откупоренный флакон тоника.
- Пейте, - сказал Бейма.
Этот тоник был намного сильней утреннего. От пронзительного, терпкого холода Луи содрогнулся, закашлялся, подираемый дрожью, но боль за глазами уже растворялась. Когда растаял ледяной ком в желудке, менталер понял, что способен подняться. Снова подойдя к панорамному экрану, он выглянул наружу.
Тереан... Тереан, малахитовые сады и ветер. То, что он не запечатлел.
Луи постоял, разглядывая город, чувствуя, как возвращаются силы. Ворс пола щекотал босые ноги, и чувство это было удивительно отчетливо. Он огляделся. Вот что значит хороший тоник: сразу приходишь в норму... Пейзаж снаружи, каюта - все окружающее обрело какую-то особую материальность, ощущалось так пронзительно и остро, точно он касался каждого предмета. Не дотрагиваясь до столика, Луи знал, что его поверхность тверда и прохладна и чуть-чуть скользит, знал, каким будет сопротивление дверной мембраны за мгновение до того, как она лопается под нажимом руки... Поднеся ладони к лицу, Луи всмотрелся в узор бороздок на коже. Он никогда раньше не задумывался, как они расположены, почему; раньше - но не сейчас. В этом было что-то от вдохновения, даже что-то от травок - та же ясность и глубина мысли... Озноб прошел; боль, тошнота, тяжесть - менталер искал и не находил от них ни следа. Вот сейчас ему нужно было садиться за картину, сейчас. Может быть, сделать вторую?..