В буамрамре сидят папуасы. Они курят сигары, свернутые из широких листьев табака, и слушают Туя. При входе Маклая они оборачиваются и с любопытством смотрят на него.
— Вот и Маклай, — говорит Туй. — Пусть люди из Теньгум-Мана сами спросят его об этом. Скажи этим людям, Маклай, можешь ли ты умереть, или нет.
Маклай не отвечает. Он стоит неподвижно посреди буамрамры и думает. Что ответить этим людям? Что?
— Вангум говорит, что тебя можно убить, как меня, как Бонема, как Саула. Он говорит, что у тебя такая же кровь и такое же сердце, как у нас. Разве это правда, Маклай?
Маклай протягивает руку и берет копье.
— Возьми, — говорит он Вангуму. — Возьми и ударь. Ты увидишь все сам.
Вангум смотрит в глаза Маклаю. Он хмурит брови и чуть-чуть приподнимает копье.
И вдруг — далеко бросает его в сторону, и закрывает ладонью глаза, и левой рукою хватает руку Маклая.
— Нет, нет! — кричит он. — Я теперь знаю! Ты не можешь умереть. Ты человек с луны.
Маклай смеется и подходит к помосту.
— Я хочу спать, — говорит он. — Давайте спать, друзья.
Длинный переход дает себя знать. Как хорошо растянуться вот так, во весь рост, закрыть глаза и ни о чем не думать! И сон, как добрый мохнатый зверь, кладет свою лапу на его веки.
Утром Маклая провожали все жители Теньгум-Мана. Солнце поднялось высоко, но в лесу, куда вошли охотники, было темно и прохладно.
Перешли невысокий гребень холмов, снова перебрались через реку и снова углубились в лес. Тропинка вела все выше и выше и оборвалась около самой опушки.
На опушке Маклая уже ждали. Папуасы, в полном боевом уборе, с туго натянутыми луками и множеством острых стрел, тихо переговаривались между собой. У каждого из них было по два копья; на головах, кроме перьев, краснели какие-то крупные цветы.
— Горит! Уже горит! — крикнул кто-то из них.
Маклай вышел из леса. У самой земли, в сотне шагов от себя, он увидел полосу огня. Эта полоса двигалась. Она удалялась. За ней на земле оставались груды пепла. Пожар только начинался, но дым стоял уже высокий и густой. По временам пламя большими языками вспыхивало среди клубов бурого дыма. Охотники медленно двигались за убегающей полосой огня. Черная, обугленная поляна делалась все шире и шире. Туй шел рядом с Маклаем. Он тщательно всматривался в каждое возвышение, в каждую точку.
— Буль-буль! — крикнул он наконец сдавленным голосом.
— Буль-буль! Свинья!
Большая дикая свинья, с оскаленными клыками, бежала прямо на охотников. Вырвавшись из полосы огня, она бежала, разъяренная и испуганная.
Охотники с копьями наперевес бросились на нее.
Свинья, ослепленная огнем, мчалась прямо вперед. Она уже даже не ревела, что-то клокотало у нее в горле. Глаза были красны, точно налиты кровью. Вангум перерезал ей дорогу, но она и не подумала сворачивать. Сильным ударом копыт она сшибла охотника с ног, рванула клыками его тело и ринулась вперед. Она была так свирепа, что охотники невольно отступили перед ней.
Но Маклай прицелился и выстрелил.
Свинья пошатнулась, но не упала. Она хрипела, показывая огромные клыки. Собрав последние силы, она бросилась на Маклая, стоящего впереди всех. Маклай выстрелил еще раз. Громадное тело рухнуло на землю.
— Умерла! Умерла! Конец буль-буль! — закричал Туй, приплясывая на месте. — Это табу Маклая убило буль-буль!
Но Маклай уже стоял на коленях возле искусанного Вангума. Разорвав рукав своей рубахи, он туго перетянул лоскутом полотна окровавленную руку.
— Отнесите его осторожно, — распорядился Маклай. — Если он будет двигаться, он изойдет кровью.
Вангум открыл глаза и посмотрел на Маклая.
— Где свинья? — спросил он.
— Маклай убил свинью. Теперь это свинья Маклая! — закричали со всех сторон папуасы.
— Это твоя свинья, Маклай. Мы сами отнесем ее к тебе, в твой дом.
Маклай сделал отрицательный жест.
— Это свинья для женщин и детей из Горенду. Я убил ее для них. Пусть они будут веселы и сыты.
Туй засмеялся и закивал головой:
— Мы не возьмем всей свиньи. Мы дадим тебе самый лучший кусок. Маклай тоже должен есть вкусное мясо.
Маклай подумал об Ульсоне.
— Хорошо, — сказал он. — Кусок я у вас возьму.
Свинью в Горенду принесли как раз во-время. В этот день Мукаю, брату Туя, привели невесту из Гумбу.
Все жители Горенду — и мужчины и женщины — ждали ее у дверей своих хижин.