Маклай засмеялся.
— Галочка! — позвал он ее. — Галя!
Кокки смотрела не пугаясь. Черный блестящий глазок зорко глядел на человека. Затем птица лениво взлетела и пересела на соседний куст.
Маклай сделал несколько шагов по направлению к ней.
— Ах ты, галочка! — повторил он. — Ах ты, галя!
Птица опять перепорхнула на другое дерево.
Маклай протянул осторожно руку. Птица была близко. Казалось, он может достать ее. Его почему-то умиляли ее простые черные перышки, ее любопытный глазок, наклоненная набок головка.
Ему сразу припомнилось детство в деревне, рыжий рыхлый мартовский снег и галки на ветвях прозрачных берез.
Промочив до колен ноги, он по целым дням бродил тогда по оттаявшим дорогам, пускал кораблики по вздутым мутным ручьям.
Еще тогда, в селе Рождественском, Новгородской губернии, одиннадцатилетним мальчуганом, он твердо решил стать путешественником. Далось это ему нелегко. Отец умер рано, средств не было, жизнь была трудной. Но как бы то ни было, а слово свое он сдержал.
И сейчас перед ним не простая родная галка, а новогвинейская птица кокки, за спиной — океан, под ногами — тропинка в папуасскую деревню Горенду. И вдруг Маклай с удивлением огляделся вокруг себя.
Нет, это вовсе не дорожка в Горенду. Этой лужайки в прошлый раз он не видел. Вот и глубокий обрыв; его не было тоже. Между деревьями мелькают крыши хижин, но это не Горенду. Он пришел к другой деревне.
Мальчик лет четырнадцати выбежал из кустов. Он с изумлением посмотрел на Маклая и вдруг закричал и бросился бежать обратно. За деревьями завизжали женщины, громко заплакали дети. Кто-то закричал, предупреждая об опасности, и сразу замолчал.
Маклай остановился. Крики сразу оборвались. Снова стало тихо. Маклай пожал плечами и раздвинул кусты.
Мужчины, вооруженные копьями, стояли не двигаясь. Брови их были насуплены, ноздри раздуты. Под темной кожей дрожали мускулы, руки напряженно сжимали древко оружия. Казалось, еще мгновение — и эти копья полетят в Маклая.
Маклай огляделся. Да, он попал совсем в чужую деревню. Ни одного знакомого лица, ни одной улыбки, ни одного приветственного жеста. И нигде ни женщин, ни детей. Их всех спрятали от него — от врага, от незнакомца.
Он нерешительно шагнул вперед. Две стрелы с легким свистом пронеслись над его головой и ударились об ствол дерева.
Маклай стиснул зубы и сжал кулаки, но лицо его было спокойно, только голова поднялась чуть-чуть выше. «Спокойствие, — говорил он себе. — Посмотрим, что будет дальше. И как хорошо, что я оставил револьвер дома!»
Папуасы подходили к Маклаю все ближе и ближе. Их было много и с каждой минутой делалось больше.
Толпа окружила Маклая. Старик с лохматой бородой вышел вперед и закричал о чем-то громко и пронзительно. Остальные стояли насупившись и одобрительно покачивали головой. Речь старика, видно, была им по душе. Время от времени старик вытягивал худую жилистую руку и указывал на лес. И тогда десятки сильных, мускулистых рук вытягивались в том же направлении.
Маклай не шевелился.
Вдруг чье-то копье мелькнуло у самых его глаз. Оно почти коснулось его щеки и таким же ловким движением было отдернуто назад.
Молодой воин насмешливо смотрел на Маклая. Он думал услышать испуганный крик, увидеть искаженное страхом лицо.
Маклай улыбнулся, сделал шаг вперед и, не произнося ни слова, опустился на землю. На горячей земле лежала легкая прозрачная тень. Маклай молча расстегнул пояс и, наклонившись к башмакам, стал расшнуровывать их. Один за другим башмаки свалились с усталых ног.
Маклай пошевелил натруженными пальцами, примостил свой мешок вместо подушки, зевнул и растянулся во весь рост.
Крикливый старик замолчал на полуслове.
Открыв рот, он с недоумением смотрел на Маклая.
Толпа чуть-чуть отодвинулась и притихла.
«Очень хорошо! — подумал Маклай. — Очень хорошо! Не нападете же вы на безоружного спящего человека. Вы видите, что я не боюсь вас. Не боюсь — значит, я сильнее. Кто же тронет сильного и мирного гостя?»
Устроившись поудобней, Маклай подложил под голову руку, совсем как у себя на постели. Из-под опущенных век он видел, как папуасы взволнованно переговаривались между собой. Задние поднимались на цыпочки, чтобы получше рассмотреть странного человека. Костлявый старик, тряся бородой, показывал попеременно то на небо, то на Маклая. Юноша, только что целившийся копьем в Маклая и чуть-чуть не ранивший его, сейчас сидел на корточках и жадно разглядывал сброшенные башмаки. Острием своего копья он то поднимал, то опускал длинные шнурки с медными наконечниками. Было видно сразу, что они очень нравились ему, но подойти ближе и взять их в руки он не решался.