Но в такую погоду идти немыслимо. Что же делать?
Маклай в десятый раз пересматривает свои коллекции, собранные им за эти долгие месяцы…
Вот скелет маба, или кускуса,— маленького животного, живущего на деревьях. Вот чучело черного какаду. Вот череп крокодила. И здесь же рядом — предметы домашнего обихода папуасов: глиняный горшок, деревянное блюдо — табир, буль-ра — ожерелье из клыков свиньи, и даже тельрун — мешок, в котором папуаски носят за спиной своих детей.
За стеной хижины становится тише.
Маклай задвигает ящик с коллекциями под стол и выходит на веранду.
Дождь начинает стихать. Маленький клочок голубого неба вдруг загорается ослепительным блеском. Еще мгновение, и это уже не клочок — это уже все небо сияет над мокрыми деревьями, затопленной травой, блестящими камнями.
— Положите в мой мешок одеяло и подушку,— говорит Маклай Ульсону.— Я, может быть, задержусь в горах на несколько дней.
Ульсон ворчит и нехотя исполняет приказание.
Сколько времени прошло уже с тех пор, как он высадился вместе с Маклаем на этот берег, но он до сих пор еще боится папуасов и терпеть не может оставаться без Маклая, особенно ночью.
Но Маклай не слушает ворчания. Он чистит и заряжает ружье — говорят, в горах хорошая охота, а им пора уже пополнить свои запасы: они давно сидят на бананах и плодах таро. Принести кабана или хотя бы «тиболя», как называют папуасы кенгуру, было бы совсем неплохо.
И вдруг Маклай растерянно опускает свое ружье. С берега, легко перепрыгивая через корни и камни, не бегут, а несутся туземцы. Держа над головой лук и стрелы, с каменным топором, висящим на плече, они мчатся мимо хижины, очевидно направляясь к тропинке в Горенду.
Поравнявшись с Маклаем, передний чуть-чуть замедляет свой бег. Он ударяет себя в грудь и кричит, потрясая оружием:
— Война! Война! Марагум идет в Роренду!
Расспрашивать нет времени. Маклай отшвыривает ногой приготовленный Ульсоном мешок, хватает ружье и бросается вслед за папуасом.
Что там случилось с его друзьями? Может быть, им нужна его помощь?
ВОЙНЫ НЕ БУДЕТ!
Еще не добежав до первых хижин, Маклай услышал тревожные удары барабана и крики женщин. Папуасы торопливо выносили из своих хижин луки, топоры, копья. Мужчины громко разговаривали, размахивая руками. Туй стоял среди толпы. Повязка, которую он еще не снимал после болезни, сбилась на сторону. Руки были сжаты в кулаки.
— Туй! Туй! — крикнул он и бросился навстречу Маклаю.
Маклай удивленно остановился. Что это с Туем? Разве он забыл его имя? Почему он так странно называет его?
— Туй! Туй! — закричали и другие папуасы и тоже бросились к Маклаю.— Туй!
— Люди из Марагума — плохие люди!
— Люди из Марагума напали сегодня на наших женщин. Мы пойдем и сожжем их хижины!
— Мы убьем их мужчин!
— И ты тоже пойдешь с нами, Туй!
— Но почему же я Туй? — спросил Маклай. Папуасы удивленно посмотрели на него, потом
друг на друга и… вдруг захохотали, хотя им сейчас как будто было не до смеха.
— Ты — Туй…— уверенно ответили они ему.— Туй лежал больной, и мы уже сшивали пальмовые листья, чтобы сделать ему гроб. Туй лежал больной, и мы уже готовили тельрун — мешок, чтобы покрыть его. Туй лежал больной, и мы уже собирали орехи, чтобы положить ему в гроб, мы уже выкрасили ему новый пояс, чтобы одеть его мертвого, мы уже обтесали шесты, чтобы нести его, а ты пришел сюда, ты давал ему свое лекарство, ты сидел возле него от солнца и до солнца, ты клал ему руку на лоб, и вот он стоит и смеется! И рука его сильна, как прежде! И глаз его зорок, как прежде! Брат ли ты ему теперь? Ты ему больше чем брат! Ты теперь Туй! А он Маклай! Его жизнь теперь — твоя жизнь!
Маклай слушал молча. А потом поднял голову и спросил тихо, спросил у всех:
— Значит, Маклай — брат ваш?
— Маклай — брат наш! — хором ответили папуасы.
— Тогда Маклай говорит: довольно! Войны не будет!
— Войны не будет?
— Войны не будет!— твердо повторил Маклай.
Недовольный ропот прокатился по толпе. В задних рядах кто-то выкрикнул угрожающе: «Будет!» Кто-то стукнул о землю древком копья. Кто-то насмешливо ухмыльнулся.
— Война будет!— упрямо повторил Туй.— Мы сожжем их хижины.
— Мы вырубим их хлебные деревья. Мы убьем их детей…
— А они убьют ваших,— перебил его Маклай и быстро обернулся к молодому папуасу, стоявшему впереди всех: — А они убьют твою Машу. Ты хочешь, чтобы они убили твою Машу?
— Они испугали наших женщин! — так же упрямо продолжал Туй.— Они взяли кусочек мяса, который женщины не успели доесть. Они будут колдовать над ним, и все жители Горенду тогда умрут от их колдовства. Война будет!
— Война будет! — загудели опять папуасы.
И только молодой отец Маши почему-то молчал и смотрел на Маклая. Маклай снял с плеча ружье.
— Смотрите! — сказал он.— Видите птицу? Сейчас я пошлю в нее огонь, и она упадет мертвая!
И Маклай выстрелил. Распластав крылья, птица упала на землю. Среди взъерошенных перьев крупными каплями выступила кровь.
Папуасы бросились к птице. Они искали стрелу, убившую ее. Стрелы не было. Испуганные, они смотрели на ружье Маклая, которое они видели сейчас в первый раз. Некоторые затыкали уши, чтобы не слышать больше страшного грома.
— Если люди из Марагума придут в Горенду,— продолжал Маклай,— я брошу и в них гром и огонь, и они убегут и не тронут ваших женщин и детей. Но если люди из Горенду сами пойдут воевать с Марагумом, тогда будет большое несчастье. Я, Маклай, говорю вам это.
Растерянный Туй смотрел на Маклая и тяжело дышал.
— Какое несчастье? — наконец выговорил он.
— Я не скажу какое, я говорю только: большое несчастье.
— Скажи нам какое, Маклай!
— Вы увидите сами, если начнете войну.
— Может быть, будет землетрясение? Тангрин?
— Я не говорю, что это будет тангрин.
— Ты сказал: «большое несчастье». Тангрин — большое несчастье. Скажи, может быть, это будет тангрин?
— Может быть,— коротко ответил Маклай.
— Маклай говорит — это будет тангрин,— сказал Туй, обращаясь к папуасам.— Что страшнее тангрина?
— Мы не знаем ничего страшнее тангрина. Туй нерешительно переступил с ноги на ногу. Он смотрел исподлобья то на папуасов, то на Маклая и как будто не решался говорить дальше. Молчали и папуасы.
Маклай вскинул ружье на плечо.
— Я иду к себе,— сказал он.— Но я хочу слышать ваше слово. Я сказал: войны не будет. Пусть теперь люди из Горенду скажут свое слово.
Папуасы продолжали молчать. Выждав две-три минуты, Маклай повернулся и сделал несколько шагов. Чья-то рука остановила его.
Маклай повернул голову. Молодой папуас, отец Маши, смотрел на него.
— Войны не будет,— запинаясь, проговорил он и боязливо посмотрел на остальных.
Но Туй тоже кивнул головой:
— Войны не будет.
— Войны не будет! — уже совсем уверенно пронеслось в толпе папуасов.— Маклай знает, что говорит. Маклай — брат папуасов. Маклай не хочет несчастья людям из Горенду. Войны не будет.
РАЗГОВОР С УЛЬСОНОМ
Войны так и не было. Ульсону снова пришлось собирать мешок Маклая и, как только кончились дожди, провожать его в долгие путешествия: то на островок Тиару, то в горы, в деревню Теньгум-Мана, то еще выше — в Енглам-Мана. Маклай не бывал дома по нескольку дней, потом возвращался усталый в промокших и изодранных башмаках, с исцарапанными руками, иногда в приступе лихорадки, но всегда бодрый, с сумкой и карманами, полными всяких сокровищ. Тут были и крохотные стрелы, с которыми папуасы охотятся на громадных, полуметровых, бабочек, и шкурки ящерицы легуана, и нарядные катазаны — гребни с перьями, и мунки-ай — дудки из кокосовой скорлупы.