ГЛАВА 2
Стены высокого замка…
И бледнел я на кухне разбитым лицом…
Кромешная тьма. Холодный камень. Мертвая тишина. И твердить, что я больше не могу, никакого смысла. И биться головой о стенку – тоже. Я готов был бы зареветь, как в детстве, я даже уверен был, что мне от этого полегчает, – но не получалось.
Как назло. Ой худо мне было! Ой плохо! Отвратительно. Страшно. Никаких иллюзий относительно допроса у меня не было и в помине. Стоило один только раз на этого Котубара посмотреть. Колдуна же они наверняка будут допрашивать с особым пристрастием.
В довершение всего связанные руки затекли, и я их уже не чувствовал. Холодный камень не освежал – жег, как сверхнизкая температура. Скорчившись, я переползал из угла в угол, стараясь хоть где-нибудь приткнуться. Мозг пылал.
Это была почти агония. Но при всем том я продолжал ясно сознавать происходящее. Настолько ясно, что содрогался, думая о том, что меня ждет, если и впредь я не утрачу этой ясности.
Господи! Почему, за что? И ведь бессмыслица сплошная! Зачем нужно было попадать в другой мир? Чтобы в нем погибнуть?! Другого-то способа что, не было?! И что совсем уж хуже всего – у меня ведь все время так!
По жизни! Либо бессмыслица какая, либо – облом. Вот как сейчас. Шел к людям и… на тебе! Хотя так круто, конечно, не случалось, но если подумать, то чему удивляться? И ведь даже не поплачешься о напрасно загубленной жизни!
Поскольку ничего особенного-то в той жизни и не было. Так… Как у всех – так же и у меня. Чему-то учился, где-то работал. А глянь поглубже, и что? Вот то-то же.
Не понимаю. Не понимаю! Зачем я тогда в этот долбаный переход угодил?! Должна же быть хоть какая-то справедливость на белом свете! Вот так вот сидеть и точно знать, что тебя ждет пыточный застенок! И что даже и выдать-то тебе толком никого и ничего нельзя, поскольку попросту нечего! Да пропади оно все!
Наверное, я все-таки отключился на какое-то время. Потому что, когда я открыл глаза, в камере обнаружилась крохотная отдушина. Где-то под потолком. И в нее проникал бледный, рассеянный свет.
Скрипя, как старый шкаф, всеми суставами, я зачем-то поднялся и почувствовал, что веревки на мне ослабли. Потребовалось совсем немного, чтобы освободиться. Освободиться… Я беззвучно расхохотался.
Тем не менее, несмотря на всю ужасающую перспективу, я почувствовал себя почти счастливым. Только руки онемели так, что висели как плети. Зато по крайней мере можно было без неудобства ходить.
Что я и не преминул сделать, охая и хромая. После вчерашнего каждый мускул, казалось, болел на свой лад. После вчерашнего?.. Да ведь уже день! Ерш твою! Значит, уже сегодня?..
Меня мороз продрал. Но, видимо, в беспамятстве я все-таки отдохнул немного – отчаяние захватило меня не так сильно, как ночью. Но все равно: стоило вспомнить этого Рыбца или Котубара – все внутри так и сворачивалось. Чего бы я только не дал, чтобы вновь очутиться в нашем обрыдшем мире!
Руки вроде начали отходить. Я все еще бродил по камере, передвигаясь в основном почти на ощупь. На ногах как-то выходило веселее. Наверное, надо было делать что-то, искать какие-то пути к спасению.
Но какие? Камера – глухой каменный мешок с железной дверью и малюсенькой отдушиной в потолке. Кинуться на них, когда придут? Ага! Один-то – на троих! Мертвым притвориться? Как граф Монте-Кристо. Еще того лучше.
Но что тогда? Что?! Объяснить им все? Пробовал уже! Не слушают! Очки для них – колдовской, видите ли, инструмент. А я, следовательно, колдун! Птица важная. И уж они постараются, чтобы я выложил все, что знаю.
А что я знаю?! У меня же никакого абсолютно представления нет о том, что 'здесь творится! Я даже соврать-то им толком не могу!..
Соврать? Я остановился. В этом был какой-то смысл. Только вот какой? Объявить себя действительно колдуном, наплести с три короба и запугать их всех? Так опять же – не знаю, что плести.
Не янки, чай, при дворе короля Артура. Тогда что же? Что? Обещать им золотые горы? Но опять же чем таким я могу их заинтересовать, если ничего про здешнюю жизнь не знаю?
Проклятие! Проклятие и проклятие! Ну что тут можно придумать?! Опять повторяется все как в нашем мире! Только теперь гораздо хуже. Оказывается, без бетонных городов, дорог и электричества недостает еще и безопасности!
Не слишком ли большая плата за первозданные тишину и покой?.. Стоп! Я вдруг понял, что у меня есть что предложить этим средневековым троглодитам! Чем их заинтересовать! Да ведь я же для них должен быть самым настоящим кладом!
Ведь худо-бедно, а я как-никак в двадцатом веке родился и в школу ходил! Кое-чего знаю! А здесь глубоко допромышленная эпоха! Технологии самые примитивные!
Огнестрельного оружия у них нет, это совершенно точно. И если я пообещаю им сделать порох!.. А я его сделаю!.. То тогда… тогда… Ну быть того не может, чтобы это их не заинтересовало!
Придется, правда, потерпеть немного сначала, когда эти идиоты явятся. Но ничего! Потерплю! Сдамся на милость. Покаюсь. Умолять буду, если потребуется, кричать, начальство требовать.
Служить поклянусь верой и правдой! Объясню, что вчера еще не понимал ничего – да так ведь оно и было! – а теперь подумал и сообразил! В конце концов, выяснить, что я не имею никакого отношения к замку, проще простого!
Меня же видела вся деревня – как я из леса выходил! Как я раньше-то не сообразил! Ну теперь уже легче… Теперь эти недоумки должны будут поверить – не все же там такая мразь, как Рыбец и Котубар!
Этот ихний колдун, да и этот – как его? Потур? – должны же иметь головы на плечах?
Я приободрился и принялся вновь расхаживать по своему узилищу. Эйфория малость поулеглась. Произошло это не без помощи моих собственных рук: только онемение начало проходить, словно миллионы иголок вдруг впились в меня разом, я начал, охая, массировать непослушные мышцы, а вместе с болью вернулась и память о вчерашнем дне. И снова заныли отбитые места, и я со страхом подумал о встрече с Рыбцом и Котубаром.
Да еще с колдуном, который умеет «спрашивать»… Попробуй убеди их в чем-нибудь! Точнее – разубеди. Они же втемяшили себе в башку, что я колдун. Холод подвальных камней снова добрался до моей спины.
До сих пор ни одного человека здесь не удалось заставить выслушать меня. Поверят ли теперь? Ох не знаю! А не поверят… Я только поежился. Спокойно, спокойно.
Что уж теперь-то? Сейчас я по крайней мере знаю, что делать собрался, – иду поступать к ним на службу. Прошедшей ночью куда хуже было! Так что жди и терпи – а там посмотрим!
Глаза мои постепенно приспособились к темноте, и я смог получше разглядеть свою конуру. Она оказалась квадратная и довольно большая. В стенах торчали грубые металлические кольца с ржавыми цепями.
У стены, под отдушиной, размещалось что-то вроде широкой каменной лежанки, жидко присыпанной истлевшей соломой. Впечатление было такое, что помещением лет сто не пользовались.
А может, и действительно не пользовались. Камера располагалась в самом низу замкового подвала, и Котубар наверняка посадил меня сюда специально. Ему же велено было запереть меня понадежней! Ублюдок…
Разглядывая мерзкую даже на вид лежанку, на которую и лечь-то представлялось сомнительным, я заметил в перепревшем ворохе что-то белое. Череп, не иначе. Не без дрожи разворошил труху…
И не поверил своим глазам.
Передо мной оказался толстый пакет размером с книгу примерно. Но самое невероятное заключалось в том, что пакет этот был из газетной бумаги! Из газеты!! Я схватил его и моментально разорвал.
Внутри лежал еще один пакет, из непромокаемой пропарафиненной бумаги. Остро резанул ноздри неестественный, такой инородный здесь запах смазки. Уже догадываясь, что там может быть, я с бьющимся сердцем развернул и его.