— Твою ж мать… — вздохнула она.
— Тебе не кажется странным, что не так давно в больницах разрешалось курить?
— Ага, — вздохнула Бриджит. — Добрые старые времена, когда люди просто умирали.
Вытягивая предпоследнюю сигарету, он заметил взгляд Бриджит, задержавшийся на пачке. Тогда он протянул пачку ей.
— Здесь последняя.
— Не переживай, у меня их полно.
Формально это было правдой. Полгода назад он приобрел двадцать пять пачек по двадцать сигарет у Подрига за восемьдесят евро и приучил себя выкуривать по одной сигарете в день. Он уже подумывал бросить окончательно, но в этом случае она победит. А он пока не был к этому готов. Тем не менее три евро тридцать центов, сэкономленные на автобусе, за вычетом шестнадцати центов за одолженную сестре Конрой сигарету всё еще позволяли ему выгадать 3,14 евро на сделке.
Бриджит прикурила сигарету, обхватив ладонями его зажигалку.
— Благодарю.
Они одновременно затянулись и взглянули на свои тени, вытянувшиеся по ухоженным лужайкам хосписа под безжизненным светом люминесцентных ламп.
— Можно задать вопрос? — спросила Бриджит.
Он слегка напрягся, зная, что последует дальше.
— Ну почему люди всегда так говорят? Во-первых, ты уже спросила, а во-вторых, никто никогда не принимал «нет» в качестве ответа.
— Эй, не надо так бурно реагировать. Я просто поддерживаю разговор.
Она стряхнула пепел в водосток и еще крепче обхватила себя руками. Оба сделали по очередной затяжке, молчаливо согласившись с тем, что он повел себя как мудак.
За чугунной оградой на противоположной стороне улицы Пол заметил лису. В свете уличных фонарей она то появлялась, то исчезала на тротуаре.
Наконец он нарушил молчание:
— У меня специфическое лицо.
— Что? — не поняла Бриджит.
— Ты же это хотела спросить? Как мне удается делать то, что я делаю?
— Да, но…
— А теперь, — перебил он, — ты скажешь, что хотела спросить не только об этом.
— Ты еще и мысли читать умеешь?
Повернувшись, Пол посмотрел ей в глаза.
— Окей. Я тебя слушаю.
— Ну да, Шерлок, ты совершенно прав. Это то, что мне хотелось узнать. Но ты не можешь обладать «специфическим лицом» — оно у каждого свое. И в твоем нет ничего особенного. Без обид.
— Ты всерьез считаешь, что, сказав «без обид», ты волшебным образом делаешь свои слова безобидными?
Впрочем, она права. В его лице не только не было ничего особенного, но даже наоборот — оно было совершенно типичным. Рост около ста восьмидесяти сантиметров[2], голубые глаза, каштановые волосы. Он был абсолютно заурядным человеком — в этом все и дело. Средний во всем, с самыми распространенными чертами лица. У него не было ни единой приметы, которую можно было бы назвать «особой». Каждая черточка его физиономии являла собой непревзойденный шедевр заурядности, эстетическое воплощение незапоминающейся посредственности. Но вместе они складывались в оркестр, способный воспроизвести лицевую музыку богов.
— При этом, — продолжила она, — Маргарет думает, что ты ее внук…
— Сын, — поправил Пол.
— Точно. Старый Донал, лежащий дальше по коридору, считает тебя молодым парнем его соседки. А миссис Джеймсон решила, что ты…
— Я не уверен, — перебил Пол, — но мне показалось, что она принимает меня за дворецкого.
— Честно говоря, она со всеми обращается как с прислугой. На прошлой неделе допытывалась у меня, хранится ли ее судно отдельно от остальных. Эта женщина всерьез считает, что ее дерьмо не воняет.
Пол улыбнулся. Миссис Джеймсон в самом деле проявляла великосветские замашки.
— Я хотела спросить, — сказала Бриджит, — зачем ты притворяешься тем, кем на самом деле не являешься?
Пол пожал плечами.
— Наверное, так проще, — он нисколько не лукавил: пусть это и не вся правда, но он ответил честно. — Пациенты, к которым приглашает меня больница, уже старые, с мерцающим сознанием. Ты видела, на что это похоже, когда люди навещают родственников, страдающих деменцией или чем-то таким?
— Это нелегко, — кивнула Бриджит. — Им приходится беседовать с родным человеком, который их не узнает. Душераздирающее зрелище. Со временем визиты к таким пациентам становятся все реже, поскольку от них одно расстройство.
— Именно. Старики помнят достаточно, чтобы заключить, кто перед ними. Поэтому, когда я вхожу и говорю «привет»…
— Ты просто притворяешься кем угодно?
— Нет. Я просто соглашаюсь с тем, что они решают для себя сами.