В ее голосе слышалась горечь. Фину показалось, что и упрек в нем тоже был.
— Хороший план.
Маршели уставилась в стол:
— Я просто не знаю, хватит ли у меня денег оплатить университет Фионлаха. И расходы на ребенка. Мы ведь живем на страховку Артэра. Я надеялась, ее хватит на то время, что я буду учиться в университете. Если смогу поступить. Видимо, мне придется отложить учебу и пойти работать.
— Это будет очень грустно, — сказал Фин.
Женщина пожала плечами:
— Других вариантов нет.
— А может, есть?
Она внимательно посмотрела на него:
— Какие, например?
Фин улыбнулся:
— Мы с тобой можем совместно оплачивать твою долю. В конце концов, я же дедушка Эйлид. Мы не смогли сделать так, чтобы дети не повторяли наших ошибок. Зато мы можем помочь им ликвидировать последствия.
Дональд переводил взгляд с Фина на Маршели, пытаясь понять, о чем они умолчали. Потом встал:
— Вам двоим надо это обсудить.
Он явно сомневался перед тем, как протянуть Фину руку. Наконец они обменялись рукопожатием, и Дональд молча вышел. После его ухода кухня показалась слишком маленькой и тихой, какой-то нереальной под лампой дневного света. Из глубины дома слышалась музыка, игравшая в комнате Фионлаха.
Наконец Маршели спросила:
— А откуда у тебя деньги?
Фин пожал плечами:
— Ну, у меня есть сбережения. И потом, я не вечно буду безработным.
На кухне снова повисла тишина, наполненная сожалениями и мыслями о прошлых ошибках.
— Как твои экзамены? — спросил Фин.
— Не спрашивай.
Он кивнул.
— Ну да, у тебя были немного другие заботы.
— Точно.
Бывший полицейский глубоко вздохнул.
— Маршели, у меня есть для тебя новости. Это касается твоего отца, — синие глаза, полные любопытства, уставились на него. — Давай прогуляемся, подышим свежим воздухом. Погода сегодня отличная, и на пляже нет ни души.
Ночь была полна шепота волн. Казалось, море облегченно вздыхает, избавленное от необходимости злиться. Почти полная луна поднялась в черное небо. В ее свете отлично видны вода и песок, а тени скрывают выражения лиц. Теплый воздух наполнен ожиданием близкого лета. Маленькие волны, разбиваясь о берег, как будто читают стихи на неизвестном языке.
Фин и Маршели идут, оставляя следы на нетронутом песке. Они так близко, что чувствуют тепло друг друга.
— Было время, — сказал Фин, — когда мы вот так же бродили по пляжу и я держал тебя за руку.
Маршели удивленно повернулась к нему:
— Ты что, мысли читаешь?
Как естественно было бы взять ее за руку. И как бы им стало неловко! Фин рассмеялся:
— А помнишь, как вы с девушками загорали здесь, а я сбросил на вас со скалы мешок с крабами?
— Я дала тебе пощечину, и у меня потом рука болела!
Фин ухмыльнулся.
— Я тоже это помню. А еще я помню, что ты была без лифчика.
— Ах ты извращенец!
Он улыбнулся, уже мягче.
— А еще я помню, как мы занимались любовью вон там, между скал. А потом окунались в море, чтобы охладиться.
Маршели не ответила. Фин обернулся к ней: она шла с крайне задумчивым видом, как будто мыслями была очень далеко отсюда.
Они почти дошли до лодочного сарая. Он выступал из темноты, как знамение прошлых и будущих бед. Фин мягко положил руку на плечо Маршели, предлагая ей повернуть назад. Море уже смывало их следы, стирало тот факт, что они когда-то проходили здесь. Фин оставил руку на плече женщины и почувствовал, как она прижимается к нему. Он направился вглубь пляжа, подальше от линии прибоя.
Они в молчании прошли примерно половину пляжа и, не сговариваясь, остановились. Фин развернул Маршели к себе. Ее лицо оказалось в тени, и он приподнял его за подбородок, чуть поворачивая к свету. Вначале она не хотела смотреть ему в глаза.
— Я помню маленькую девочку, которая взялась за меня в первый день школы. Она показала мне, как пройти в магазин Кробоста. И сказала, что ее зовут Марджери, но ей больше нравится гэльское имя Маршели. Помню, как она решила, что мое английские имя ужасно, и сократила его. После этого все и всегда звали меня «Фин».
Она наконец улыбнулась — с немалой долей грусти — и взглянула ему в глаза.
— А я помню, как любила тебя, Фин Маклауд, — лунный свет серебрил слезы у нее на глазах. — И возможно, все еще люблю.