Выбрать главу

— Что там? — Ганн, преодолевая естественную брезгливость, придвинулся еще ближе.

Вместо ответа профессор начал рыться в инструментах, разложенных возле раковины. Он нашел трехдюймовое квадратное увеличительное стекло и принялся рассматривать пластину.

— Я так и думал! — в голосе Малгрю явно слышался триумф.

— Что вы думали? — а вот Ганн был само нетерпение.

— Производители пластин гравировали на них серийные номера. А в данном случае — еще и год, — и он отодвинулся, приглашая сержанта посмотреть. Тот взял увеличительное стекло и нагнулся над черепом, сощурившись. Под десятизначным серийным номером стояли римские цифры MCMLIV.

— Это тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год, если вы не поняли, — патологоанатом просто светился. — Примерно через два года ему сделали татуировку с Элвисом. И, судя по росту рубцовой ткани, через три-четыре года убили на морском побережье.

Глава шестая

Фин был полностью дезориентирован. В ушах стучало так, что шум ветра и прибоя был едва слышен. Ему было жарко, он вспотел, но лицо и руки при этом замерзли. Глаза слепило, к яркому солнечному свету добавлялось синеватое свечение. Прошло не меньше полминуты, прежде чем Фин понял, где находится. Над его головой белая подкладка палатки раздувалась и опускалась, как грудь бегуна в конце дистанции. Вокруг громоздились горы одежды, бумаг, полураспакованная холщовая сумка и ноутбук. В сумерках Фин выбрал относительно ровный участок земли и поставил двухместную палатку. Сейчас он понимал, что земля все же опускается к скалам и морю за ними. Он посидел, слушая, как поскрипывают веревки, дергая колышки. Потом вылез из спального мешка и надел свежую одежду.

Фин расстегнул палатку и вылез на холм. Дневной свет ослепил его. Ночью был дождь, но ветер уже высушил траву. Океан ослепительно сверкал, отражая солнце. Но вот просвет в облаках закрылся, словно кто-то выключил свет. Надев носки, Фин подтянул к груди колени, обнял их и сидел так, вдыхая соленый воздух, запахи торфяного дыма и мокрой земли. Ветер раздувал его короткие, светлые вьющиеся волосы, обжигал лицо и заставлял чувствовать себя живым. Это было восхитительно.

Фин оглянулся через левое плечо на полуразрушенный родительский дом. За ним виднелись руины старого «черного дома», где его предки жили веками. Там он играл, когда был ребенком, счастливым и беззаботным, и не знал, что выпадет на его долю в жизни. Чуть дальше дорога вилась вниз по холму, сквозь собрание разнородных домиков, составлявших деревню Кробост. Красные жестяные крыши над сараями, где стояли ткацкие станки; беленые или покрытые розоватой штукатуркой стены; покосившиеся заборные столбы; на колючей проволоке торчат клоки шерсти. Узкие полоски возделанной земли тянутся вниз, к скалам. На одних выращивают зерно и корнеплоды, на других пасутся овцы. На заросших участках стоят старые трактора и уборочные комбайны — ржавые символы процветания, которое так и не наступило.

За изгибом холма видна темная крыша Церкви Кробоста. Церковь доминирует над пейзажем и управляет жизнями людей, на которых отбрасывает тень. Кто-то в доме священника вывесил белье для просушки, и теперь белые простыни яростно хлопают на ветру. Как сигнальные флаги, призванные напомнить людям о страхе Божьем. Фин презирал церковь и все, что за ней стоит. Но эта церковь была частью дома. При взгляде на нее становилось веселее.

Кто-то окликнул его, когда Фин надевал ботинки. Он встал на ноги, повернулся и взглянул в сторону своей машины, которую прошлым вечером оставил у ворот. Около нее стоял молодой человек. Пока Фин шел к нему по высокой траве, он рассмотрел улыбку гостя — и недоверие на его лице.

Молодому человеку было на вид лет восемнадцать — вдвое меньше, чем Фину. Светлые волосы торчат на голове, как иглы дикобраза. Васильковые глаза так пронзительно похожи на глаза его матери, что у Фина до сих пор мурашки по коже. Секунду они стояли, рассматривая друг друга. Затем Фин протянул руку, и парень пожал ее — коротко, но крепко.

— Привет, Фионлах.

Тот мотнул головой в сторону голубой палатки:

— Ты здесь проездом?

— Это временное жилье.

— Давно тебя не было.

— Давно, да.

Фионлах сделал паузу, чтобы следующие его слова прозвучали с большим значением:

— Девять месяцев, — и сказано это был обвиняющим тоном.

— Мне надо было завершить прежнюю жизнь.

Юноша наклонил голову:

— Значит, ты приехал навсегда?

— Возможно, — Фин повернулся к развалинам. — Это мой дом. Люди возвращаются домой, когда им больше некуда идти. А навсегда или нет — там посмотрим, — и снова взгляд его зеленых глаз застыл на Фионлахе. — Все уже знают?