С наступлением турок на Тифлис школа была закрыта. Началось странное бегство из города. В течение трех дней город опустел. Все боялись турок, у которых была объявлена священная война, а это означало, что они, занимая местность, вырезали всех детей, женщин и стариков, не принадлежащих к магометанской вере. Отец мой в это время работал в Самаре, и мы, то есть я, брат и мать, не имея возможности материальной, не могли и думать куда-нибудь ехать и решили ожидать своей участи, но, к счастью, турок до Тифлиса не пустили. И так все детство мое до пятнадцати лет прошло в Тифлисе. Ереванская школа делила город на две части: европейская часть города состояла из каменных домов двух- и четырехэтажных, а азиатская часть - в основном из одноэтажных или двухэтажных деревянных домиков, обязательно с балконом. Когда попадаешь в азиатскую часть города, то поистине вступаешь в сказку, это сказка из тысячи и одной ночи. Там все поражает своей пестротой, шумом, криком, вся жизнь проходит на улице. Тут работают и чеканщики, и лудильщики, и мастера по серебру, и сапожники, и пекари, и все на улице. Все изделия висят на улице, а ковровые магазины выстилают мостовые коврами, утверждая, что чем больше ходят по ковру, тем он лучше становится. Я любил присматриваться к работе каждого мастера, чему-то поучиться и что-то узнать. Часами мог стоять в пекарне и наблюдать за выпечкой хлеба, вкусного, ароматного.
Печь - это огромный глиняный горшок в два, два с половиной метра высотой, врытый в землю, на дне которого укладывались дрова и поджигался костер. Когда дрова сгорали и оставались на дне угли красные, раскаленные, то с поразительной легкостью и ловкостью пекарь, держась левой рукой за край кувшина, нырял внутрь и правой рукой наклеивал на бок хлебы. Причем все это надо было сделать очень быстро, чтобы не остудить кувшин и не сгореть самому. Когда же бока кувшина были обклеены, кувшин закрывался доской и сверху одеялом на определенный срок. С самого же пекаря лил градом пот, он вытирался полотенцем и пил холодную воду. Такая пекарня называлась «пурня» от слова «пури» - хлеб. И хлеб был удивительно вкусный, трудно было удержаться и донести до дому целый чурек, невольно рука отламывала хрустящий, тонкий нос и по дороге нос съедался.
Теперь мы гордимся, что пооткрывали хлебозаводы и все процессы механизированы, а хлеб получился стандартно невкусный и безликий. Все живое умирает, к чему прикасается машина. Хочу верить, что человечество, строящее свою жизнь на машинах, когда-нибудь познает всю трагедию современной цивилизации. Кто из вас может сравнить скромный домашний обед по вкусу с обедом в столовой? Все массовое производство делается механически и без любви. А любовь - это основной двигатель ко всему прекрасному и доброкачественному.
Люди давно изгнали из жизни дух, а теперь изгоняют и душу, думая сердце, чувства и мысли человеческие заменить машиной. Это смерть, это погребение заживо. Во всем должна быть и граница дозволенного, увлечение чем-либо - хорошее качество, но параллельно с увлечением должна следовать и мудрость. А в наш век получается по-другому, увлечение строится на жажде славы, и вот результат: вымирают постепенно области человеческого знания и искусства. Возьмите архитектуру. Архитектор прежде вносил в жизнь красоту, а сейчас он больше совсем не нужен. Смешно звучат слова - архитектурный проект, архитектурная мастерская номер такой-то. Когда сейчас для этих проектов в основном нужен только инженер, все шаблон и штамп. Где мысль, где красота, где искусство? А все прекрасное прошлое рушат с удовольствием. Не дорожат стариной, не дорожат историей. Это значит не любить свою родину.
Спустя несколько десятилетий я вновь приезжаю в Тифлис, и это уже не Тифлис, а Тбилиси. На Ереванской площади стояло историческое здание и называлось оно «Караван-Сарай». Сюда в старину приходили караваны с товарами. Позже были вокруг маленькие магазинчики, торговавшие шелками, коврами, всевозможными товарами и персидскими сластями. Сидели персы с красными бородами, аккуратно подстриженными, и красными ногтями перебирая четки. Это все сломано и залито асфальтом, мертвым асфальтом. А насколько было уютнее, когда улицы были вымощены камнем или торцом, как в Петербурге. Я не против новой жизни, пришедшей на смену, я многое приветствую, но историю надо любить и охранять, это прошлое народа. А народ надо любить по-настоящему. У нас сейчас слово «народ» склоняется по всем падежам, но это только склоняется, а на самом деле все, что создавал народ веками, уничтожается с невероятной легкостью.
Вообще хочется обратить внимание на то, что если начинают о чем-нибудь слишком много говорить, то верный признак, что именно этого-то и нет. В любой газете, журнале, на третьей строчке употребляется слово «творчество». Прилагательное слово «творческое» приклеивается к любому проявлению человеческой деятельности. Всем желают «дальнейших творческих успехов», если вы даже отбиваете ногами чечетку или вертитесь под куполом цирка на трапеции. Это было бы юмористично, если бы не было столь серьезно трагичным. Утерян смысл слова и обезличено понятие. А со словом творчество тесно связано понятие искусства, которое тоже потеряло теперь всякий смысл. Высокое искусство заменили ремеслом, творчество внешней техникой. Еще Ференц Лист в свое время чувствовал приближение этой катастрофы и писал в своем некрологе Паганини: «Искусство должно пробуждать и воспитывать в душах энтузиазм к прекрасному, влечение подобно страстному тяготению к добру - вот цель, которую должен возложить на себя артист, достаточно сильный Духом»… У Листа много замечательных высказываний, которые сейчас звучат как пророческие для нашего времени, когда он предостерегает от увлечения пустой виртуозностью, но, к сожалению, не хотят к ним прислушиваться люди и учат молодежь греховному искусству. Из студентов консерватории делают роботов, лишь бы пальцы бегали быстро, и чем быстрее, тем лучше, а настоящее искусство забыто и потеряно в технике, весь мир погружается в эту внешнюю пустоту. Но зачем Россия старается подражать Западу, ведь у нее свой путь, своя огромная задача, миссия перед всем человечеством. Это надо всегда помнить, но с большой скромностью и настойчивостью и твердостью нести в душе. Это очень важная и близкая сердцу тема, к которой я не раз буду еще возвращаться.