ПРО ОТЦА СЕРГИЯ
Эти подвижники примером своим скрасили жизнь и толстовского отца Сергия, бывшего блестящего молодого гвардейца, попавшего в высший свет. «Высшее общество тогда состояло, да, я думаю, всегда и везде состоит из четырех сортов людей: из 1) людей богатых и придворных; 2) из небогатых людей, но родившихся и выросших при дворе; 3) из богатых людей, подделывающихся к придворным, и 4) из небогатых и непридворных людей, подделывающихся к первым и вторым», – так классифицировал Лев Толстой ту среду, в которую попал Степан Касатский (Толстой Л. Собр. соч. в 22-х т., т. 12, с. 345. М., ГИХЛ, 1982). Определяющими были богатство и знатность. «И свою суженую он хотел видеть богатой и знатной, отыскал ее умом, но случилось так, что прикипел к ней и сердцем», не ведая, что и богатство и знатность были позолотой: его невеста за год до этого была любовницей императора Николая Павловича, тоже и богатого и, само собой, сверхсверхсверхзнатного, которого он боготворил и который был к нему тоже расположен. Лекарство от потрясения он нашел – в Боге, пошел в монахи. Стал затворником, жил в пещере, питался абы как и не чувствовал тягот бедности.
ИЗЛЕЧЕНИЕ БЕДНОСТЬЮ
Кротость его побеждала всех. Принимал подаяние всяких угрызений совести, ибо «он презрел людское мнение и сделал самое пустое, легкое – взял смиренно двадцать копеек и отдал их товарищу, слепому нищему. Чем меньше имело значение мнение людей, тем сильнее чувствовался бог. Восемь месяцев проходил так Касатский, на девятом месяце его задержали в губернском городе, в приюте, в котором он ночевал со странниками, и как беспаспортного взяли в часть. На вопросы, где его билет и кто он, он отвечал, что билета у него нет, а что он раб Божий. Его поселили к бродягам, судили и сослали в Сибирь. В Сибири он поселился на заимке у богатого мужика и теперь живет там. Он работает у хозяина в огороде, и учит детей, и ходит за больными» (с. 383-384). Курс излечения бедностью оказался самым оздоровительным. Чем больше Касатский терял материального, земного, суетного, тем здоровее становился, в нищете сыскал свое самое большое богатство.
САМЫЙ ТОЛСТОВСКИЙ
Отец Сергий – едва ли не самый толстовский из персонажей, созданных гением великого писателя, и едва ли не самый церковный. Расставание с богатством – во благо, ибо оно – во спасение самого бесценного – души, чем больше теряешь, тем больше обретаешь непреходящих ценностей, тем самым, заготовляя себе «сокровище на небеси».
Нас все это интересует с одной точки зрения: нет ли антагонизма между тем, за что мы выступаем, – богатством и религией, которая, как мы убедились, во все века, да и сейчас тоже, поднимала на щит и бедность, и непритязательность, и аскетизм?
ПРОСТОТА ДОСТУПНОСТИ
Церковь проста, это простота доступности, слово свое стремится донести до каждого, независимо от положения, возраста, пола, образования, – до всех. И в то же время церковь сложнее, чем атом. Один из ее краеугольных камней предельно точно определил Маркс: «Религия – опиум для народа». Доморощенные начетчики, прикрываясь этой формулой, возвели на церковь хулу, опираясь на законы формальной логики: религия – опиум, опиум – наркотик, следовательно, религия – из разряда наркотиков.
Божьи храмы рушились, невзирая на то, что были историческими памятниками и бесценными твореньями искусства, отдавались под хранилища, склады, увеселительные заведения, а то и под конюшни. Поругание сопутствовало святотатству, обернувшись кровавой раной для десятков миллионов верующих, чья Вера была поругана.
КАК ПЕРЕВРАЛИ МАРКСА
Во времена Маркса самым эффективным обезболивающим средством был опиум, буквальный перевод его высказывания: религия – обезболиватель для народа, помогающий заживлению душевных ран, потрясений.
Религия была светом в конце туннеля, помогала найти выход из любого тупика, не отталкивала ни сирых, ни убогих, ни немощных, ни богатых, ни бедных, ни преступивших закон, ни отпетых злодеев, топтала в душе каждого тропинку, к сердцу, несла утешение, открывала перспективу: тебе плохо, но посмотри – в святые попали те, кому было во сто крат хуже. Церковь ни у кого не отнимала НАДЕЖДУ и тем прибавляла сил, учила не пасовать перед трудностями. В царские времена в каждом воинском подразделении, в который входили единоверцы, были священник, мулла или капеллан, перед боем служители напутствовали воинов, что прибавляло сил и успокаивало: рядом тот, кто и причастит – перед смертью. Во время Первой мировой войны погибло пять тысяч священнослужителей.
ЧТО ЖЕ ПОДВЕРГАЛОСЬ СУДУ БОЖЬЕМУ?
Освящение новых зданий, фабрик, пароходов, окропление святой водой получивших первый офицерский чин помогало обрести веру в успех, в том числе и в успех, ведущий к богатству.
Суду Божьему подвергалось не богатство как таковое, а нередко сопутствующее ему – жадность, мздоимство, скаредность, забвение обязанностей перед ближним и Богом.
Церковь никогда не стояла поперек нажитого праведно, т. е. законно, осуждалось отступление от евангельских заповедей, среди которых была и такая: «Не воруй!»
Церковь направляла деловых и предприимчивых на порядок и порядочность в делах, на честность. Тайна исповеди устанавливалась не ради театрального эффекта, а диктовалась суровой необходимостью. Священник был как бы переводчиком и посредником в откровенной беседе с Богом. В исповедальной далеко не всегда царствовали покой и благодать. Грехи отпускались только после того, как назначалось покаяние.
Грешника не запугивали карой Господней, ему рисовали картину того, что его ожидает, внушали потребность жить по Божьим заповедям. Статистики – скольких исповедь уберегла от пути греха – не велось, да и не могло вестись, но что церковь занималась и правовой профилактикой правонарушений, в том числе и в деловых кругах, – это бесспорно.
Были, конечно, и такие, что рассматривали исповедь и отпущение грехов как покупку индульгенций на снятие грехов будущих, принимались за старое: грешили и каялись, каялись и грешили. И все-таки церковь помогла сохранить многих и предпринимателей, отвратив их от противозаконных троп.
В Евангелии от Матфея сказано, что деньги от труда человеческого могут порождать деньги. Папа Лев X в 1515 году объявил, что взыскание процентов допустимо, а кто будет утверждать обратное, того надо отлучить от церкви.
АРИФМЕТИКА ПОЖЕРТВОВАНИЙ
Церковь не отвергала и пожертвования, определяя их ценность не арифметически. Пастве внушалось, что ломаный грош, опущенный в церковную кружку нищим, может быть повесомее миллиона, если он – последний из того, что есть у бедняка. И убранство храмов аскетичным никак не назовешь, как и одежды патриарха, архиепископов и других пастырей, – все стоило больших денег. Церковь во все времена очень заботилась об имидже, это входило в веками отшлифованный арсенал воздействия на душу. Богатство, нажитое праведно, она приветствовала, как приветствовала и праведные поступки, вообще праведность во всем – и в делах и в помыслах.
ВРЕМЯ КАК ЛЕКАРЬ