Катя. Не чужая будто.
Шадрин. Иди акт подписывать.
Катя ушла.
Ну, Надежда, как жилось-былось без мужа? Лицо у тебя чистое. Дружка не приобрела на воле?
Надя. Пустое говорить не нужно. Думать на меня грех. Катя все знает.
Шадрин. Пустое пустым останется. Ты у меня самая лучшая. О чем же говорить будем? Говори.
Надя. Ты никак комиссар?
Шадрин. Произвели… я так, с краю.
Надя. Большевик уж, наверное?
Шадрин. Боишься?
Надя. Я ведь тут в доме, как в тюрьме, ничего не знаю.
Шадрин. Не бойся. Беспартейный.
Надя. Теперь что же делать? Домой подаваться надо.
Шадрин. Домой? Конечно, домой. Деньги все-таки у вас имеются?
Надя. У Кати. Ее часть больше.
Шадрин. Займет, я думаю.
Надя. Обещала.
Являются Катя и Чибисов.
Чибисов. Я вашего брата сразу узнал, что он ваш брат.
Катя. Почему же это такое?
Чибисов. Страшно на вас похож.
Катя. Где же он похож? Посмотрите лучше… Стараетесь приятное говорить, я вижу.
Чибисов. Никогда, видно, мы с вами не сговоримся. Вечно вы будете меня обрывать.
Катя. По делу пришли, а увлекаетесь.
Чибисов. Но все равно, ваш брат мне очень понравился.
Катя. Он у нас, конечно, проворный.
Шадрин. Я не девка. Давай это оставим. Скажи вот, что же теперь делать мне?
Чибисов. Поезжай в деревню, коровенку справлять.
Шадрин. Соображаю вот.
Чибисов. Тебе же в деревню надо. Вали в деревню ко двору.
Катя. Ваня, я наши деньги тебе принесла. Бери.
Шадрин (смотрит на Николая). Ну, и возьму.
Чибисов (отвернулся). Ну и бери.
Шадрин. А что ж… и возьму.
Чибисов. А я и говорю — бери.
Шадрин стоит в нерешительности.
Бери, Иван, бери деньжонки на коровенку.
Шадрин. Вот ведь чорт, а не человек на мою голову навязался.
Надя. Иван, или ты что-то задумал?
Шадрин. Молчи, Надежда!
Надя. Хозяина ждали, бога упрашивали. Ваня, милый, что же это такое? Старики прописывают — разор в дому.
Шадрин. Знаю сам. У самого душа истлела. (Помолчав.) Это, как альфа и омега, получается.
Надя. Значит, ты в деревню не поедешь?
Шадрин. Потом скажу.
Надя. А деньги?
Шадрин. Потом возьму.
Чибисов. Ты, брат, как хочешь, а у меня нет времени. Мне надо итти в Ревком.
Шадрин. Надежда, слушай мужа… Слезы эти зря.
Надя. Господи, сколько не видались!
Шадрин. А ты слушай, что я тебе толкую. Деревню денька на три оставить придется. Не сгорит. (Иной тон.) Кто больше намучился — ты или я?
Надя. Ваня, милый, ведь я тебя жалею.
Шадрин (Чибисову и Кате). Ну-ка, вы, молодые, отойдите. (Наде.) Я вернусь. Я пойду с ним, погляжу, что к чему, и все. (Поцеловал.) Дурочка ты. Тебе ли не знать, до чего соскучился! Ты ведь у меня самая лучшая.
Надя. Ну вот, хоть слово сказал.
Шадрин. Я схожу с ним, посмотрю только, что делается в столице, и через часок буду…
Надя. Иди уж…
Шадрин (Чибисову). Пойдем, извини, сам видишь… женщины… Куда итти-то нам?
Чибисов. В Смольный.
Шадрин. Это что ж такое?.
Чибисов Это штаб революции.
Шадрин. Слышишь, Надежда, как человек говорит? Как же я туда не пойду! Пойдем.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
В глубине сцены, в дымке ноябрьского вечера, огни Смольного. Солдатские костры. Броневики. Отдаленный гул напряженной жизни, выливающейся на улицу. Беспрестанное движение. Являются Чибисов и Шадрин.
Чибисов. Вот он. Смотри, помни — Смольный. Здесь теперь Ленин, он глава Совета Народных Комиссаров. Власть наша. Чувствуешь ты это, солдат?
Шадрин. Боюсь…
Чибисов. Эх ты, раб! Нельзя быть вечным рабом.
Шадрин. Не спорю — раб. А ты кто — князь?